Первой национальной дивизией, в которой количество евреев-солдат было больше, чем в любой другой воинской части Красной Армии, была 201-я Латышская стрелковая дивизия, сформированная в августе – сентябре 1941 г. Ее создание имело свою историю.

Независимость Прибалтийских республик (Латвии, Литвы, Эстонии)  была уничтожена Советским Союзом в результате ввода  в июне 1940 г. на их территории войск Красной Армии. После  оккупации и включения Прибалтики в состав Советского Союза, в армиях бывших независимых государств произошли изменения.

Приказом № 0191 наркома обороны  СССР С. К. Тимошенко от  17 августа 1940 г. было принято решение о преобразовании этих армий в стрелковые территориальные корпуса двухдивизионного состава [1] .

Осенью 1940 г. Народная армия Латвии превратилась в 24-й территориальный латвийский стрелковый корпус Красной Армии. В ставших также советскими республиками Литве и Эстонии, соответственно, во-зникли 29-й литовский и 22-й эстонский территориальные стрелковые корпуса. Создание этих корпусов в республиках Прибалтики означало воссоздание национальных формирований Красной Армии, которые существовали в СССР до 1938 года [2] .

Еще в июле 1940 г. начался  процесс демократизации армий новых советских республик, налаживания дружественных отношений с частями Красной Армии. В воинские части назначались политические руководители, в основном – коммунисты, часть – социал-демократы. Среди назначенных было много евреев. Так, из 76 человек, направленных с июня по сентябрь 1940 г. в Латвийскую армию  более 10 – евреи. Среди них  А. Генкин, Ю. Ватер, М. Вульфсон, А. Кан и другие [3] . Те же самые процессы происходили в армиях Литвы и Эстонии. Число евреев-по-литработников в литовской армии достигало нескольких десятков человек.

23 февраля 1941 г. бойцы территориальных корпусов приняли воинскую присягу, которая была приурочена к 23-й годовщине создания Красной Армии. В 24-м корпусе к этому дню насчитывалось более 15 тысяч человек [4] .

Одним из результатов преобразований стало не только увеличение числа евреев в армиях бывших независимых государств, но и возможность занятия ими  офицерских должностей –  то, чего не было в годы буржуазной республики.

Число евреев в 24-м территориальном стрелковом корпусе, к сожалению, неизвестно. Однако можно предположить, что оно было достаточно велико. Это подтверждает численность и состав комсомольских организаций 181-й и 183-й дивизий, входивших в состав  корпуса. Прием в комсомол в корпусе был разрешен с января 1941 г.  В конце апреля 1941 г. в 181-й дивизии было 273, а в 183-й  – 312 комсомольцев. 230 человек, принятых в январе–апреле 1941 г., в 181-й дивизии распределялись по национальному составу  в процентах следующим образом [5] :

Таблица 1

 

Такой же примерно была картина в 183-й дивизии. Несложный подсчет показывает, что число евреев-комсомольцев, с учетом уже ранее состоявших в комсомоле, составляло от 34 до 40 человек в 181-й дивизии и от 40 до 50 человек –  в 183-й.  Но в корпусе служили и  евреи не комсомольцы.

Начало войны корпус встретил в летних лагерях в окрестностях г. Гулбене. Массовые репрессии, проведенные в Прибалтике 14–15 июня 1941 г., аресты нескольких сотен командиров-латышей (в частности, к 22 июня 1941 г. было арестовано: 424 латышей-офицеров [6] ), привело к замене их вновь назначенными офицерами из других частей Красной Армии. Среди арестованных был и командир корпуса генерал-лейте-нант Роберт Клявиньш, вызванный в Москву якобы на курсы при Генштабе. 29 июля 1941 г.  он был приговорен к расстрелу. Судьбу своего командира разделил и командир 183-й дивизии генерал-майор Янис Лиепиньш [7] .

 Многих арестованных офицеров расстреляли в первые дни войны. Среди солдат-латышей эти репрессии не могли не вызвать недовольство, которое привело к массовому дезертирству [8] . Писать об этих фактах советским историкам было запрещено. Косвенно о дезертирстве свидетельствует  донесение  нового командира  24-го территориального корпуса генерал-майора К.Качанова командующему Северо-Западным фронтом от 29 июня 1941 г. В нем сообщается, что «даже после прибытия 20–25 июня пополнения  – мобилизованных из Московской области  – в частях  и соединениях корпуса (не считая 183-й стрелковой дивизии и 111-го отдельного зенитного дивизиона, которые в силу сложившейся в тот момент обстановки не могли представить соответствующих данных) некомплект личного состава  был следующим [9] :

Таблица 2

 

О том, что прибалтийские территориальные части, особенно после арестов, проведенных по всей Прибалтике в середине июня 1941 г., не хотели воевать за Советскую власть, подтверждают показания  командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г.Павлова. После своего ареста по обвинению в «трусости, бездействии, развале управления…» на допросе 7 июля 1941 г. Д.Г.Павлов показал, что «25-го числа (июня) разбежалась литовская национальная дивизия» [10] .

В августе 1941 г.  немногие оставшиеся в строю бойцы и командиры территориальных корпусов после проверок были направлены в различные части Красной Армии.

 24 июня 1941 г. вышло постановление СНК СССР «Об охране предприятий и учреждений и создании истребительных батальонов» [11] . В соответствии с ним в Латвии и Эстонии (в Литве не успели) были воссозданы роты и батальоны Рабочей гвардии.  Впервые они были сформированы из активных сторонников советской власти: коммунистов, комсомольцев и беспартийных в июне-июле 1940 г. для охраны национализированных предприятий и борьбы с противниками нового режима. Батальоны создавались в каждом городе и насчитывали от нескольких десятков до нескольких сотен человек.  В составе этих батальонов уже тогда было много евреев. По воспоминаниям П.Е.Емельянова, быв-шего начальника штаба 10-го батальона Рабочей гвардии, сформированного из рабочих и служащих Московского района г. Риги, до 50% бойцов этого батальона составляли евреи [12] .

Особенно много евреев было в батальонах из восточной Латвии –  Латгалии, где проживала основная часть еврейского населения Латвии.

Так, из 50 бойцов батальона, сформированного в г. Лудза,  более 30  были евреи [13] .

В июне–июле 1941 г. рабочие батальоны и отряды партийно-комсомольских советских активистов, каждый из которых состоял из нескольких десятков человек, из Риги и Северо-Западной части Латвии с боями отошли на территорию Эстонии. Из бойцов этих подразделений и были сформированы 1-й латышский добровольческий истребительный и 2-й латышский добровольческий рабочий стрелковые полки.

По словам генерал-майора  в отставке В.М.Козлова, 1-й латышский добровольческий истребительный полк, приданный 10-й стрелковой дивизии, использовался  в качестве «ударной надежной силы на самых напряженных участках фронта. Неоднократно отдельные роты полка придавались частям соединения, а порой и другим дивизиям. Эта часть из добровольцев была в эти трудные дни самым надежным подразделением» [14] .

 Боеспособность и надежность полка объяснялись тем, что он был сформирован из рижских добровольцев, коммунистов, комсомольцев, студентов и советских активистов. В составе полка было много евреев. О высоком патриотическом духе его бойцов свидетельствует  завещание рижского студента еврея-комсомольца Бины Лурье. Он погиб во время уличных боев в Таллинне 26–28 августа 1941 г. В его комсомольском би-лете товарищи нашли письмо-завещание.

«Завещание

Прошу переслать его моей матери, Лурье, проживающей в г. Кирове, она эвакуирована из Латвии.

Я умираю за Родину, за коммунизм. Прошло два месяца ожесточенной борьбы с врагом. Для меня наступил последний этап борьбы – борьба за Таллин. Отступления быть не может.

Жалко умирать в 24 года, но в настоящей борьбе, где на весы истории всего человечества ставятся миллионы жизней, я свою также отдаю, зная, что будущее поколение и вы, оставшиеся в живых, будите нас чтить, вспоминать как освободителей мира от ужасной чумы. Что еще писать?

Мама!

Не огорчайся.

Я не первый и не последний, положивший свою голову за коммунизм, за Родину.

Да здравствует СССР и победа над врагом!

Товарищ верь, взойдет она,

Заря пленительного счастья.

Фашизм будет уничтожен,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!

Комсомолец

Латышского полка

Бина Лурье» [15] .

28 августа 1941 г. немецкие войска заняли Таллинн. На транспортах и военных судах частям Красной Армии с трудом удалось эвакуироваться из города. Вместе с ними ушли и подразделения 1-го латышского до-бровольческого истребительного полка. Однако во время  перехода из Таллинна в Кронштадт суда подверглись ожесточенной бомбардировке, многие подорвались на минах. В результате погибло не менее 70 тыс. человек, включая гражданских лиц [16] . Спаслась только часть 1-го латы-шского добровольческого истребительного полка.

По словам С.Ароловича, бывшего бойца этого полка, ему не удалось в архивах обнаружить списки погибших в Эстонии летом 1941 г., а так-же погибших при кровавом переходе из Таллинна в Кронштадт. Поэтому число погибших евреев нам неизвестно. Однако путем изучения раз-личных документов, благодаря сохранившимся воспоминаниям участников этих событий можно говорить о более чем 3 тыс. погибших бойцов из Латвии [17] . Предположительно,  от 300 до 600 человек из них были евреи.

Из остатков 1-го полка был сформирован латышский батальон, вошедший в состав 62-го стр. полка 1-й стр. дивизии.  Батальон состоял из 237 бойцов, в том числе 32 коммунистов и 44 комсомольцев. В батальоне было 179 латышей, 27 русских, 21 еврей, 4 поляка, 2 белоруса, по одному литовцу, немцу, татарину и эстонцу [18] .

После тяжелых боев в районе Петергофа в середине сентября 1941 г. в батальоне осталось 50– 60 человек, их  включили  в состав находившегося там же 76-го латышского отдельного стрелкового полка, сформированного на основе бывшего 2-го латышского рабочего добровольческого полка.

Этот полк также был сформирован из рабочих отрядов и батальонов Рабочей гвардии Риги, Елгавы  и других  городов Латвии. В полку насчитывалось около 1200 человек. Его включили в состав 125-й стр. дивизии 8-й армии. 7 сентября 1941 г. он преобразован в 76-й отдельный латышский стр. полк. К этому времени в полку остался  всего 381 человек. Поэтому полк состоял из четырех стрелковых рот. Командирами и политруками двух рот были соответственно М. Гуре-вич и Х.Перманд, третьей ротой командовал В.Саша-Заша. М.Гуревич и Х.Перманд сражались с фашистами еще в Испании [19] .

До создания Латышской дивизии  латвийские евреи сражались в составе латышского батальона у Стрельны под Ленинградом,  Нарвского рабочего полка,  582-го строительного батальона, строившего укрепления под Ленинградом. Батальон просуществовал до января 1942 г. Потом всех граждан Латвии переправили по «дороге жизни» в Гороховецкие лагеря,  где формировалась Латышская стрелковая дивизия [20] .

Еще в июле 1941 г. руководство Латвийской компартии и Латвийское правительство начали ходатайствовать перед руководством СССР о создании особой воинской части из граждан Латвийской СССР, которым удалось бежать или эвакуироваться из Латвии, и латышей, проживавших на территории СССР до включения Латвии в состав СССР. Основания для этого имелись. Эвакуированных граждан Латвии насчитывалось более 40 тыс. человек, а латышей – жителей СССР до 1940 г.  около 150 тыс. человек [21] . В числе бежавших и эвакуированных было от 10 до  15 тыс. евреев [22] .  3 августа 1941 г. ГКО СССР принял решение о создании Латвийской дивизии. В нем говорилось:

«1.Принять предложение ЦК КП(б) Латвии о создании Латвийской стрелковой дивизии.

2. …приступить к формированию Латвийской стрелковой дивизии из состава бойцов бывшей Рабочей гвардии, милиции, партийно-советских работников и других граждан Латвийской ССР, эвакуированных на территорию РСФСР» [23] .

Первоначально  дивизия называется латвийской, однако уже в августе в официальных документах она значится латышской. Затем вновь в октябре 1941 г. распоряжением командования Московского военного округа было указано, что «201-ю Латышскую стрелковую дивизию впредь именовать 201-й Латвийской стрелковой дивизией» [24] . Подобная неопределенность в названии продолжалась до тех пор, пока в приказе Народного комиссара обороны СССР от 5 октября 1942 г. не было сказано: «преобразовать 201-ю Латышскую стр. дивизию в 43-ю гвардейскую Латышскую стр. дивизию» [25] .

Неопределенность была не случайной. Название «Латвийская» подчеркивало не национальную, а республиканскую принадлежность дивизии, так как в ее составе должны были  служить и служили граждане Латвии разных национальностей. Однако политические интересы были намного важнее интернациональных, хотя и переплетались с ними. Возникла необходимость опровергнуть ставшие к этому времени все более известными многочисленные факты сотрудничества латышей с нацистами. Так, отступавшие из Латвии части Красной Армии неоднократно сообщали о том, что подвергаются постоянным обстрелам и на-падениям  со стороны местных жителей, отрядов  айзсаргов и дезертиров из  24-го латышского территориального корпуса. Руководство Латвийской республики, органы безопасности, а также военное и политическое руководство СССР уже знали из разведсообщений, а также латвийских и немецких официальных источников о радостной встрече большинством жителей Латвии немецких войск [26] .

Было известно не только о «радости освобождения от ига большевиков», но и  о создании, начиная с июля 1941 г., многочисленных добровольческих полицейских батальонов [27] . Эти батальоны действовали  за пределами Латвии –  в Белоруссии и России, принимая участие в карательных операциях против партизан и в массовых убийствах евреев. 22 октября 1941 г. 16-й латышский полицейский батальон прибыл на станцию Дно Ленинградской области, чтобы принимать участие в боевых действиях в составе немецких войск под Ленинградом. Отсюда и начался путь «от полицейских батальонов к созданию латышского легиона СС» [28] .

Всему этому надо было противопоставить латышей советской ориентации, латышей  в лице отдельного национального соединения, входящего в состав Красной Армии, которые с ее помощью освободят Латвию от немецкой оккупации. Кроме того, название «латышская» напоминало название дивизии красных латышских стрелков в годы Гражданской войны – преторианскую гвардию большевиков, возрождала традиции той, действительно чрезвычайно боеспособной и верной Советской власти воинской части. Создание дивизии должно было развен-чать мнение, что латышский народ поддерживает немецкую оккупацию, враждебен советскому строю и русскому народу.

Такие же причины лягут в обоснование создания и названий Литовской и Эстонской дивизий.

201-я Латышская дивизия стала первой национальной воинской частью Красной Армии в годы Великой Отечественной войны. Формирование дивизии началось в Гороховецких лагерях неподалеку от г. Горького (сегодня – Нижний Новгород). Первые группы добровольцев стали прибывать уже 11– 12 августа. Основная масса  – с 15 по 20 августа. К этому времени уже прибыло около 2500  бывших латвийских милиционеров и работников НКВД.  Добровольцы прибывали группами по 100– 200 человек из Горьковской, Кировской и Ивановской областей, где была размещена большая часть эвакуированных граждан Латвии. Большое количество добровольцев прибывало в одиночку, так как мобилизация эвакуированных граждан  Латвии началась только в сентябре. Это объяснялось атмосферой недоверия ко всем гражданам территорий, ставших советскими в 1939–1940 гг.

  Дискриминация жителей этих территорий началась еще на старой советской границе в конце июня 1941 г., когда тысячи беженцев, евреев и неевреев,  были задержаны лишь по одной причине: у них на руках еще оставались паспорта прежних республик, правда, со специальными отметками  о советском гражданстве. Через границу пропускали в первую очередь тех, кто прибыл в эти республики в 1940 г., а также коммунистов и комсомольцев и членов их семей по предъявлению партийного или комсомольского билетов. Именно такая ситуация сложилась в районе пропускных пунктов Зилупе – Себеж в Латвии. Однако то же самое творилось практически на протяжении всей старой границы. Последствия подобных действий были самыми трагическими, особенно для евреев: многие из тех, кто хотел уйти в Россию, повернули обратно и погибли.

Большинство мужчин, из тех, кому удалось перейти границу, направлялись в «трудовую армию» для строительства оборонительных сооружений  в прифронтовой полосе и оборонных объектов в глубоком тылу.

 О дискриминациия евреев западных территорий 28 мая 1942 г. на заседании первого пленума ЕАК (Еврейского антифашистского комитета) говорил член ЕАК Нусинов: «Мы недостаточно  популяризируем и подчеркиваем факт, с каким героизмом и отвагой принимают участие в войне евреи молодых наших республик – Латвии, Литвы и Эстонии. Мне приходилось видеть вне Москвы молодых евреев, которые преодолевали колоссальнейшие трудности для того, чтобы добиться возможности сражаться в рядах Красной Армии, ибо они по целому ряду технических причин  (какие «технические причины» Нусинов не объяснил. – А. Ш.) встречались с большими трудностями» [29] .

Действительно, некоторым евреям Латвии, чтобы попасть в дивизию, надо было даже идти на подлог. Так, родившийся в Берлине, но живший в Латвии Зига Блуменау должен был скрывать свое место рождения и поэтому по подложным документам на имя Натана Фридмана оказался на фронте. Прошел всю войну, был неоднократно награжден [30] .

Несмотря на все трудности, дивизия была сформирована за месяц. И уже 12 сентября 1941 г. воины дивизии приняли присягу. 201-я Латышская стрелковая дивизия состояла из 92-го, 122-го и 191-го стрелкового полков, 220-го артиллерийского полка, 10-й отдельной зенитно-артиллерийской батареи, 170-го отдельного батальона связи и нескольких спецподразделений. 90 процентов бойцов и командиров были гражданами Латвийской ССР.

 О том, что евреев в дивизии было действительно много, можно судить по реакции Председателя Верховного Совета Латвийской ССР профессора А. М. Кирхенштейна, который при первом посещении дивизии в августе 1941 г., еще до начала призыва латышей, проживавших в СССР до войны, пораженный количеством евреев с недоумением спрашивал: «Это что, синагога или еврейская лавочка?»

 Первый командир дивизии полковник Я.Вейкин на банкете по случаю 25-летия основания дивизии в 1966 г. признал, что евреев в латышской дивизии было 30% [31] .  Однако эти слова не подтверждены документами, хотя командир дивизии, вероятно, не мог ошибиться.

Официальные документы свидетельствуют о том, что к началу декабря 1941 г. в составе дивизии было 10 348 человек [32] . По национальностям бойцы распределялись следующим образом (в %) [33] :

Таблица 3

 

Обычный подсчет позволяет сделать вывод, что в дивизии перед ее участием  в боевых действиях было 1759 евреев. В некоторых подразделениях евреи составляли абсолютное большинство,  поэтому учебные занятия приходилось вести на идиш, потому что многие латвийские евреи не знали русского языка. Так, в отделении З. Якуба евреи говорили только на идиш.  Поэтому ему, как наводчику, пришлось обучать новичков стрельбе из миномета и проводить  занятия  со своими бойцами на идиш [34] .

О совершенно особой атмосфере царившей в Латышской дивизии,  свидетельствует  один из ее ветеранов сапер-разведчик Лазарь Шнеер, 17-летним добровольцем пришедший в дивизию:

«Было это в 43-м. Вернулся из разведки, «языка» приволокли, с ног валюсь, –  вызывают к замполиту. Являюсь, смотрю, в руках у него мой тфилин [35] . В вещмешке моем рылся, пока я в поиск ходил.

– Что это такое? –  спрашивает.

Я молчу, соображаю, что сказать. А он:

– Я догадываюсь, что это такое: я жил среди евреев. Ты что, в бога веришь?

Не знаю, что ответить; боюсь сказать “да”, а сказать “нет” –  врать неохота. Отвечаю:

– Мать дала. Как талисман ношу с собой.

Посмотрел на меня:

– Ладно, возьми и никому не показывай!

Отдал. Я обрадовался, была уверенность: если тфилин со мной, жить буду» [36] .

Таких, как Л.Шнеер, сохранявших традицию и веру отцов, в дивизии было много. Его воспоминания объясняют   также одну из причин еврейской самоотверженности. Здесь не только желание мести и чувство долга, но и чувство  собственного достоинства.  Л.Шнеер рассказывает:

«Тяжелые бои в январе 1944 г. были в районе Новосокольники. Немцы забрасывали нас минами. Взрывом одной убило 11 человек моего взвода. Меня контузило, а осколок застрял в щеке. Перевязали меня и в медсанбат. Посмотрел я вокруг: ребята только что стояли у машины, а тут – где руки,  где ноги… Черный снег и кровавые пятна… Ну какой медсанбат. Взял ППШ и в бой.

Летом 44-го  уже в Латвии… Заняли позиции. Вдруг слышу, из нейтральной зоны  кто-то зовет на помощь. Взял автомат и вперед. Почему я? Послать других – скажут, еврей боится, а я старший группы саперов. Говорю лейтенанту из разведгруппы: “Если немцы – стреляйте по мне – живым не давайте”. Опасность, конечно, была. Саперы часто попадали под немецкую разведку, их саперы тоже. Как оказалось, свои кричали. Двое солдат из госпиталя  возвращались, ночью заблудились, подорвались на мине. Дважды за ними ходил, по одному на себе вынес» [37] .

Лазарь награжден орденом Красной Звезды, медалями, был сфотографирован у знамени дивизии. О нем была статья в дивизионной газете «Латвияс стрелниекс».

 Необходимо отметить, что чрезвычайно высоким был моральный уровень  особенно первого состава дивизии. Это объяснялось тем, что 70% бойцов дивизии были добровольцами. В частях дивизии насчитывалось более 1100 коммунистов и кандидатов в члены партии и 940 комсомольцев, то есть 20% всего состава. На первой партконференции, проходившей  6 сентября 1941 г. присутствовало 55 делегатов: 44 латыша, 8 русских, 3  еврея [38] .

Однако среди евреев в дивизии были не только представители коммунистической идеологии. Война против фашизма объединила представителей разных политических партий и направлений,  представителей разных социальных слоев, существовавших до оккупации Латвии в 1940 г. Все они стали солдатами и офицерами Латышской дивизии. Среди них было много активистов сионистского движения как левого, так и правого ревизионистского толка. Много членов молодежной сионистской организации «Ашомер Ацаир» («Молодой страж»), находившейся под влиянием социалистических идей, вступили в дивизию добровольцами. В их числе –  один из руководителей Даугавпилсской организации М. Гальперин, члены той же организации И. Гордон и И.Гольдин [39] . 

 О героической смерти одного из членов «Ашомер Ацаир»  М.Эйсмана рассказал Ш.Цейтлин. Рядовой связист Мейшке (Моисей) Эйсман оказался окруженным в дзоте с несколькими бойцами, последние слова Эйсмана  в эфире прозвучали так: «Гады наступают, остался единственным в дзоте. Не отступлю, последнюю пулю остав…» На этом передача оборвалась [40] .

Представители старейшей еврейской социалистической партии Бунд  тоже служили в дивизии. Среди них студент юридического факультета Латвийского университета Беба Каплан, щеточники братья Хаим и Носн Трок, скорняк А. Плоткин [41] .

Добровольцами пришли в дивизию и члены нелегального до июня 1940 г. Союза трудовой молодежи Латвии (СТМЛ), объединявшего в своих рядах  сторонников коммунистического, социал-демократичес-кого и других левых движений: студент Вениамин Плинер – сын адвоката, портной Рувим Перельман, сын управляющего пивзаводом, Хаим Левин, отсидевший за революционную деятельность 3 года в тюрьме независимой Латвии, братья близнецы Давид и Генех Муравичи [42] , – все они пали в боях под Москвой.

 В рядах бойцов дивизии сражались с фашизмом  и члены правого си-онистского движения «Бейтар». По подсчету ветерана дивизии Ш. Цей-тлина,  только членов рижского «Бейтара» в дивизии  был 71 человек, из них 38  пали в боях [43] . Стали бойцами дивизии члены «Бейтара»  и из других мест, например,  даугавпилчанин  Х.Фейгельсон и его братья [44] .

 Необходимо отметить, что многие из бейтаровцев были добровольцами, несмотря на то, что основные репрессии, обрушившиеся на сионистов перед войной, в первую очередь коснулись движения «Бейтар». Так,  к началу войны движение было практически обезглавлено: 14 активистов латвийского «Бейтара» было арестовано [45] . Правда, бейтаровцы оставались и во время войны верны своим идеалам, в результате че-го многие из них оказались в поле зрения НКВД и были репрессированы. Так Яков Перлов, служивший в Латышской дивизии, после ранения попал в другую часть, стал офицером. В августе 1944 г. он выступил в синагоге освобожденного Львова с призывом к репатриации в Израиль. Я. Перлов был арестован и получил 10 лет ИТЛ [46] .

Еще пять бейтаровцев, среди которых был один, ставший к этому времени коммунистом, были арестованы и получили разные сроки заключения, несмотря  на участие в боевых  действиях [47] .

Разное социальное происхождение не помешало евреям Латвии стать бойцами Красной Армии. Отец Д.Мостова, погибшего в декабре 1941 г. под Москвой, – владелец лесопилки, отец Б.Авербуха, погибшего в июле 1944 г.,  – богатый торговец, отец М.Афремовича – учитель физкультуры [48] . У трижды раненого инвалида войны Александра Альбрехта отец  до революции 1917 г.  был  купцом  1-ой гильдии, затем  в независимой Латвии был совладельцем бумажной фабрики. В 1941 г. отец был репрессирован.   И все-таки, Александр  с началом войны пошел добровольцем в Красную Армию [49] .

 Портной из Даугавпилса Шолом Мендель Смушкевич стал капитаном и служил в конной разведке, капитан  Меир Дейч, бывший сапожник, командовал ротой [50] .

 В начале декабря части Латышской дивизии были отправлены на фронт. С 20 декабря 1941 г. по 14 января 1942 г. во время советского контрнаступления под Москвой дивизия участвовала в тяжелых боях под Наро-Фоминском и Боровском. Ее потери составили 55% личного состава, в том числе рядовых – 58%, младшего нач. состава – 30%.  Некоторые полки лишились более половины своего состава, так в 92-м полку потери достигли – 68%, в 191-м полку – 70% [51] .

В 125-м, ставшем позднее гвардейским, стрелковом полку служили и погибли в боях: капитан Алик Левик, работник штаба; старший лейтенант Сала Кирштейн – зам. командира батальона; братья: лейтенант Борис Элицофон и старший лейтенант Зяма Элицафон – оба командиры стрелковых рот, капитаны Беньямин Кур, Моня Левин, старшие лейтенанты Ерахмиел Мафцир, Натан Меерсон, Ицхак Борок, Давид Гафельсон; лейтенанты Яша Палин, Изя Гемансон…  Всего более сорока офицеров. В списке погибших рядовых стрелков – автоматчиков и саперов – 108 еврейских имен. То есть только в одном 125-м полку среди погибших евреев более 150 человек [52] .

Общие потери дивизии составили около 5700 человек. Из них  евреев приблизительно 1060 человек, около 60% всех евреев дивизии [53] .

В боях под Москвой погиб комсорг 191-го стрелкового полка, бывший секретарь Даугавпилсского уездного комитета комсомола Исаак Борок, член партии с 1924 г., приговоренный в 1930 г. за участие в революционном движении к 7 годам принудительных работ [54] .

О последнем бое И.Борока рассказал его сослуживец М. Дейч.  20 декабря 1941 г. после тяжелого 25-30 километрового марш-броска по глубокому снегу стрелки вступили в бой в районе Елагино. И.Борок был назначен комиссаром батальона.  Вскоре начался бой.  И.Борок поднялся во весь рост и с криком «Ура!», увлекая солдат в атаку, бросился к вражеским окопам  и был сражен автоматной очередью [55] .

В этих же боях погиб и  другой участник революционного движения Хонон Зихерман, осужденный в 1934 г. на 6 лет принудительных работ [56] .

За  мужество и героизм в боях под Москвой более двухсот воинов Латышской дивизии были награждены орденами и медалями [57] . Среди них более 20 евреев  удостоены орденов Красного Знамени, Красной Звезды, медалей «За отвагу» и «За боевые заслуги». Первым кавалером  ордена Красного Знамени в дивизии стал политрук Рувим Амдур.

Несколько тысяч бойцов и командиров дивизии в боях получили ранения. Большинство после излечения вернулись  в строй, однако такого высокого морального духа, как в первом составе, уже никогда не было.

В пропагандистской работе, которая велась в дивизии, подчеркивался ее многонациональный состав и преемственность традиций. Бывший комиссар 122-го полка А. Приверт в своих воспоминаниях писал: «ко всем бойцам, которые находились в нашем полку, будь они русские, евреи, белорусы, украинцы, латыши (обращаю внимание на порядок перечисления. –  А. Ш.), как бы перешли славные традиции  красных латышских стрелков. В полку нет никакой национальной розни, все дерутся прекрасно» [58] .

 На 25 декабря 1942 г. в комсомольской организации дивизии состояли (процентах): [59]

Таблица 4

Численность евреев в дивизии постоянно уменьшалась, так как к сентябрю 1942 г. резервы призывных возрастов Латвийских граждан, находившихся в эвакуации, были исчерпаны. После этого  в 1-й отдельный запасной Латвийский стрелковый полк стали поступать воины разных национальностей со всей территории СССР, это привело к уменьшению численности как латышей, так и евреев – граждан Латвийской ССР. Следующая таблица (в %) характеризует этот процесс [60] :

Таблица 5

 

Таким образом, уменьшилось число евреев с 12,3 до 7,8%.

Численность командного и начальствующего состава запасного полка на 15 июля 1943 г.  составляла 257 человек (219 – командиры, 16 – политработники, 22 – другой начсостав). Из них по национальностям: [61]

Таблица 6

 

То есть, среди командиров запасного полка евреи составляли 10,1%.

19 марта 1942 г. в запасном полку были организованы курсы младших лейтенантов. Было набрано 175 курсантов из рядовых и сержантов, которые уже служили в Красной Армии, или до 1940 г.  – в Латвийской армии. Срок обучения на курсах составлял 3 – 4 месяца. Курсы дали дивизии 528 офицеров. По национальностям курсанты распределялись следующим образом (в %):

Таблица 7

Курсы просуществовали до октября 1942 г. [62] . Несложный подсчет позволяет сделать вывод, что  в первом наборе евреев было не менее 15 человек, а всего курсы закончили  не менее 47 евреев.

7 июля 1944 г. была сформирована еще  одна – 308-я Латышская стрелковая дивизии в составе 319-го, 323-го, 335-го стрелковых полков, 677-го артиллерийского полка, 377-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона, 309-го отдельного саперного батальона, 899-го отдельного батальона связи и 326-го отдельного медсанбата [63] .

По национальному составу на 10 июля 1944 г. в 308-й дивизии насчитывалось( в%): [64]

Таблица 8

 

Произошли изменения и в 43-й гвардейской стрелковой дивизии. На 1 июля 1944 г., к началу боев за Латвию в дивизии было (в %): [65]

Таблица 9

 

 По мере освобождения территории Латвии усиливался приток в дивизию граждан, ранее проживавших на оккупированной территории, что приводило к постоянному росту числа латышей и уменьшению  численности других национальностей.

Число евреев неуклонно уменьшалось, так как черпать еврейское пополнение в Латвии было неоткуда. Как известно, все евреи  на оккупированной территории были уничтожены. Правда, об одном исключительном случае вспоминает Леонид Вольф – старший лейтенант, командир роты автоматчиков 43-й гв. Латышской дивизии: «После освобождения Риги в октябре 1944 г.  шло пополнение 121-го  гвардейского стрелкового полка. В роту присылали юнцов, необученных новобранцев. Среди них выделялся мужчина лет тридцати – рядовой Наум Брод. Родом он был из-под Лиепаи, все годы оккупации его скрывали друзья-латыши на каком-то хуторе. Но главное – он в свое время служил в латышской армии сверхсрочником.  Выдвинуть на командную должность рядового, бывшего в оккупации, неделю назад призванного в армию, было рискованно, но лучшей кандидатуры не было. Командир полка по политчасти предупредил, что за последствия ответишь головой. В первом самостоятельном бою взвод под командованием  старшего сержанта Брода, оказавшись в тылу  у немцев, захватил целый немецкий обоз и большое количество пленных. Наум Брод был представлен к ордену Красного Знамени и к присвоению офицерского звания  младшего лейтенанта» [66] .

На 18 октября 1944 г. состав  43-й дивизии был следующим (в %) [67] :

Таблица 10

 

Увеличение  на 1,5% числа евреев  произошло за счет вернувшихся из госпиталей ветеранов дивизии.

К весне 1945 г. почти вся Латвия, за исключением ее северо-западной части – Курземе, была освобождена. В результате новой усиленной мобилизации на освобожденной территории  были призваны тысячи мужчин, живших три года в атмосфере антисоветской и антисемитской пропаганды. К 30 марта 1945 г. состав дивизии резко изменился (в %): [68]

Таблица 11

В конце марта 1945 г. граждане, проживавшие на оккупированной территории, составляли от 60 до 90% воинов подразделений корпуса. Это привело к снижению боевых качеств дивизии, одновременно ухудшился моральный климат.

  В 43-й гвардейской дивизии к 20 июля 1944 г. 35% парторгов были латыши, 50% – русские, 15% – представители других национальностей [69] . Среди парторгов 308-й дивизии был известен парторг батальона 323-го стрелкового полка Г. Рапопорт. За свою революционную деятельность  в годы буржуазной Латвии он был осужден на каторжные работы в Калнциемских каменоломнях. В декабре 1940 г. избран членом ЦК КП Латвии. «Своей смелостью и мужеством он вдохновлял бойцов в трудную минуту», – вспоминал о нем зам. начальника политотдела 308-й дивизии майор Е. Мея [70] .

Был революционером-подпольщиком и парторг 355-го стрелкового полка старший лейтенант Михаил Гуревич, погибший в марте 1944 г. [71]           

Евреи служили во всех подразделениях и службах 43–й гвардейской дивизии. Старший инструктор политотдела дивизии капитан М. Вульфсон руководил группой контрпропаганды среди войск противника [72] .

Среди командиров  дивизии одним из самых известных был майор Иосиф Пастернак – один из  немногих офицеров дивизии, удостоенных ордена Александра Невского. Батальон под его командованием 18 июля 1944 г. первым вступил на латвийскую землю [73] .

Меир Рагольский и Моте Кан (Менахем Ригер)  служили в Особом отделе. По словам Ш. Цейтлина,  они, офицеры-особисты, за сионистские высказывания отправили  бойцов дивизии С.Кауфмана и М.Пере-ферковича в Трудармию, откуда последние попали в ГУЛАГ [74] .

Особенно много, как и повсюду в Красной Армии, было евреев-ме-диков. В полевом госпитале  работали евреи-врачи: майор И.Полоцк, майор М.Дубинский, главврачом 125-го гв. полка 43-й Латышской дивизии был капитан А.Шимахер, погибший в боях у Старой Руссы, главврачом 1-го отдельного Латвийского запасного полка был Л.Хнох, впоследствии начальник медсанбата 308-й дивизии [75] .

О М.Дубинском с особой теплотой вспоминал ветеран дивизии латышский писатель Гунар Курпниек: «Врачом божьей милостью был Михаил Дубинский. В дивизии его знали почти все. Когда он умер, мы хоронили его на кладбище в Шмерли. Народу было столько, что, казалось, весь наличный состав дивизии пришел проститься с бывшим хирургом» [76] .

Капитан медслужбы И.Лифшиц с августа 1943 по 5 мая 1945 г. командовал санитарным взводом  медсанбата 43-й гв. Латышской стрелковой дивизии. Во взводе служили и другие евреи: капитан медслужбы Г.Спокойно, старшие лейтенанты Л.Геймансон, И.Кан-Каган, санитары рядовые З.Спокойно, И.Эйдус. Служили в дивизии: Л.Соломонов старший лейтенант медслужбы 201-й Латышской стрелковой дивизии, врач – З. Маневич [77] .

Трагична история врача Михаила Цитрона. В середине 30-х годов  он окончил медицинский факультет университета г. Болонья в Италии. Затем вернулся в Ригу. В 1940 г. работал хирургом в 1-й городской больнице. С началом войны отступал с частями Красной Армии, затем был назначен начальником медсанбата формировавшейся Латышской дивизии, с присвоением звания военврача III-го ранга. Перед отправкой на фронт был арестован, по обвинению, что будучи в Италии  состоял членом фашистской партии. Его неоднократно избивали. Осудили на  10 лет лишения свободы, потом, как «фашистскому агенту», добавили еще пять. Отсидел полностью весь срок. Только в 1956-м году он был полностью реабилитирован [78] .

В дивизии сражались целыми семьями. Вместе со знаменитым снайпером Сарой Эренштейн служили четверо ее братьев и муж [79] .

Четыре брата Каган сражались с фашистами. Исаак был командиром взвода 1-го латышского полка в Эстонии и погиб летом 1941 г., посмертно награжден орденом Красной Звезды. Шлейме – в 1944 г. старшина, командир танка, награжденный медалью «За отвагу». Его братья портной Абрам, награжденный орденом «Красная Звезда»,  и Хлойна – командир взвода противотанковых орудий, награжденный орденом Славы 3-й степени, пропали без вести [80] .

Среди погибших в Латышской дивизии братья Егуда, Вульф, Беньямин Брандманы, Яков Лейзерович и его сын Абрам, братья Элиэзер и Шломо Куклеры, Алтер и Абрам Бассы, Меир и Шломо Берковичи, Ицхак, Барух и Гирш Цадовичи, Ашер и Эли Презманы, Эли и Боря Тайцы, Роберт и Эзра Винокуры…. [81]

Сражались не только мужчины, но и девушки.  Всего 114 евреек из Латвии сражались с фашистами в составе различных воинских соединений.  Из них в Латышской дивизии воевали 69 девушек-евреек [82] . Из группы девушек, добровольно вступивших в дивизию, был сформирован взвод автоматчиков при 10-й роте, впоследствии взвод был придан 123-му гвардейскому полку.  Среди девушек взвода  было 14 евреек [83] . Среди них Лея Новоженец, Лена Шор, Двора Вульфович, Дора Кандлер, Женя Видан и другие [84] . В боях под Старой Руссой в 1942 г. взвод помогал  строить дороги, дзоты. В 1943 г. девушки участвовали в боях в районе села Огурец у реки Ловать. Командиром взвода была Лена Лукашевич, потерявшая руку в боях у реки Цидра [85] .

 Санинструктор Ева Ватер награждена медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Этих же солдатских медалей и ордена Славы III-й степени удостоена радистка 125-го гвардейского стрелкового полка старший сержант Ида Улас [86] .

В дивизии служило много земляков, соседей по улице, товарищей по школе – все это придавало особый характер отношениям между бойцами. Из 100 евреев Краславы, служивших в 43-й Латышской дивизии, 52 погибли в боях [87] . На мемориале погибшим на фронте горожан города Лудзы имена  74-х евреев.      

Многие воины Латышской дивизии после ранений попадали в другие воинские части. Так А.Шнеер, после ранения под Наро-Фоминском в декабре 1941 г. и излечения в госпитале, был направлен в Уфимское офицерское училище, но вскоре всех курсантов отправили на Волховский фронт, где командир взвода разведки мл. лейтенант А.Шнеер погиб 3 сентября 1942 г. [88]

 А.Гуревич после ранения под Старой Руссой продолжал войну в танковых частях. Он стал командиром взвода  25-го гв. танкового полка шестой механизированной бригады. В апреле 1945 г. воевал  в Австрии, «как шутили остряки, в составе еврейского танкового взвода: командир А.Гуревич, другими машинами командовали лейтенант Клейман и младший лейтенант Шрапштейн» [89] .

И.Каган после ранения продолжал службу в 14-й стрелковой. дивизии.

Капитан Юрий Ватер, провоевавший до 1944 г. в Латышской дивизии, был направлен в другую часть и геройски погиб в феврале 1944 г. под Корсунь-Шевченковским. Будучи несколько раз ранен, он прикрывал пулеметным огнем отход своих товарищей и был захвачен в плен немцами и повешен. Посмертно удостоен ордена Ленина.

Какова общая численность евреев Латвии, сражавшихся  в Красной Армии? Ветеран дивизии, историк Брегманис считает, что  за все время войны в составе латышских дивизий воевало около 5 тыс. евреев, эвакуированных из Латвии, и около 2 тыс. из них погибли в боях [90] .

В списке, составленном ветераном С. Ароловичем, 2166 фамилий погибших воинов-евреев Латвии, в основном из Латышской дивизии, однако список далеко не полон [91] .

 Многие латвийские евреи сражались и в других соединениях и частях Красной Армии. Поэтому, вероятно, общее число погибших воинов-евреев Латвии составляет не менее 3 тыс. человек с учетом погибших  летом 1941 г., сведений о которых не сохранилось.

 В годы войны латвийские евреи входили в состав партийно-ком-сомольских отрядов советских активистов, батальонов Рабочей гвардии, добровольческих истребительных отрядов, а также в состав 1-го Латышского добровольческого истребительного полка; 2-го Латышского добровольческого рабочего полка; 76-го особого Латышского стрелкового полка; латышского батальона, сражавшегося у поселка Стрельна под Ленинградом; Нарвского рабочего полка; 582-го строительного батальона, сформированного в основном из жителей Прибалтики,  в рядах 201-й Латышской стрелковой дивизии; 43-й гвардейской Латышской стрелковой дивизии; 308-й Латышской стрелковой дивизии; в латвийских партизанских отрядах и подпольном движении сопротивления. Большинство евреев-солдат во всех этих частях были добровольцами.