АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ СОЛЖЕНИЦЫН                 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ

 

Глава 23 — ДО ШЕСТИДНЕВНОЙ ВОЙНЫ

 

На другой же день после смерти Сталина, 6 марта, МГБ «перестало существовать» — то есть очень даже не перестало, но формально: Берия забрал его под свою лапу в МВД. И это освободило ему путь «раскрыть злоупотребления» МГБ и ещё никем до того не названного вслух министра МГБ Игнатьева (скрытно заменившего Абакумова). Видимо, года с 1952 Берия терял доверие Сталина и уже вытеснялся Игнатьевым-Рюминым на «деле врачей» — и так самим ходом обстоятельств притягивал к себе новооппозиционные Сталину круги. И вот уже через месяц, 4 апреля, имел силу опровергнуть «дело врачей» и обвинить Рюмина в его измышлении. А ещё через три месяца восстановлены были и дипломатические отношения с Израилем.

Всё это возродило для советских евреев эпоху надежд, и могло быть очень обещательно для них укрепление Берии, — но он был вскоре свержен.

Однако какое-то время заданная инерция действовала. «Со смертью И. Сталина... многие из уволенных евреев смогли вернуться на прежние места работы»; «в период "оттепели" были освобождены из лагерей... многие старые сионисты»; «в послесталинский период стали возникать первые сионистские группы — вначале локальные»1.

Но опять стало поворачиваться в сторону, неблагоприятную для евреев. В марте 1954 Советский Союз наложил вето на попытку Совета Безопасности ООН открыть Суэцкий канал для израильских судов. В конце 1955 Хрущёв декларировал проарабскую и противоизраильскую политику. В феврале 1956 в знаменитом своём докладе на XX съезде партии Хрущёв, обильно говоря о расправах 1937-38 года, не упомянул особо, что среди пострадавших было так немало евреев; и не назвал расстрелянных в 1952 еврейских лидеров; и, говоря о «деле врачей», не сказал прямо, что оно было направлено против евреев. — «Легко представить себе, какие горькие чувства всё это вызывало в еврейской среде», они «захлестнули и еврейские коммунистические круги за границей и даже руководства тех компартий, в которых евреи составляют значительный процент среди членов (канадская и американская партии)»2. — В апреле 1956 в Варшаве — под коммунистическим режимом, но с большим влиянием евреев — в еврейской газете «Фольксштимме» была опубликована сенсационная статья, называющая имена погибших евреев из области культурной и общественной — как в 1937-38, так и в 1948-52. Впрочем, статья при этом проклинала «капиталистических врагов» и «бериевщину» и приветствовала возврат к «ленинской национальной политике». «Статья "Фольксштимме" точно развязала стихию»3.

И в мировых коммунистических и еврейских общественных кругах стали громко требовать объяснений от советских вождей. «В течение всего 1956 года иностранцы, приезжая в Советский Союз, открыто задавали вопросы о положении евреев в Советском Союзе, по существу о том, почему советское правительство не отказывается в еврейском вопросе от тяжёлого сталинского наследства?»4 — это стало постоянной темой для иностранных корреспондентов и для приезжающих в СССР делегаций «братских компартий». (В частности отсюда-то и могла разразиться в советской прессе громкая в своё время «измена» коммунизму — до тех пор его бурного защитника американского писателя Говарда Фаста.)

Тем временем уже «сотни советских евреев из разных городов в той или иной форме принимали участие во встречах возрождающихся сионистских групп и кружков», «активными участниками этих групп были старые сионисты, сохранившие связь с родственниками или друзьями в Израиле»5.

В мае 1956 в Москву приехала делегация французской социалистической партии. «Особое внимание было уделено вопросу о положении евреев в Советском Союзе»6. Хрущёв попадал в сложное положение: он уже не мог разрешить себе не давать объяснений, но и, особенно после своего опыта в послевоенной Украине, понимал, что вернуть евреев к их положению 20-30-х годов уже вряд ли придётся. Он ответил: «В начале революции у нас было много евреев в руководящих органах партии и правительства... После этого мы создали новые кадры... Если теперь евреи захотели бы занимать первые места в наших республиках, это, конечно, вызвало бы неудовольствие среди коренных жителей... Если еврей назначается на высокий пост и окружает себя сотрудниками-евреями, это естественно вызывает зависть и враждебные чувства по отношению к евреям». — («Странным» и «фальшивым» называет «Социалистический вестник» этот аргумент Хрущёва об окружении «сотрудниками-евреями».) — В той же беседе перешло к еврейской культуре, к еврейским школам, и Хрущёв объяснил так: «Если бы были созданы еврейские школы, не нашлось бы, наверно, много охотников посещать их. Евреи рассеяны по всей стране... Если бы евреев обязали посещать еврейскую школу, это несомненно вызвало бы возмущение. Это было бы понято, как своеобразное гетто»7.

Ещё через 3 месяца, в августе 1956, приехала делегация канадской компартии — и теперь уже прямо «со специальным поручением добиться ясности в еврейском вопросе». То есть в послевоенные годы еврейский вопрос уверенно становился в центре западно-коммунистических забот. «Хрущёв отверг как клевету против него и против партии все упрёки в антисемитизме», перечислил ряд советских евреев на высоких постах, «упомянул даже о своей невестке-брейке», однако тут же «несколько неожиданно... перешёл к вопросу о "хороших и дурных чертах у каждого народа" и остановился на "ряде негативных черт у евреев"», к недостаткам отнёс и «ненадёжность их в политическом отношении» — но не коснулся ни их положительных черт, ни вообще других народов8.

В этой же беседе Хрущёв высказал своё согласие с решением Сталина против еврейского автономного Крыма — именно с той формулировкой, что эта колонизация Крыма явилась бы военным риском для Советского Союза. Это заявление особенно ранило еврейскую общественность. Канадская делегация настаивала, чтобы ЦК КПСС опубликовал специальное и особое заявление о том, как пострадали евреи, — «но натолкнулись на решительный отказ»: «другие народы и республики, которые тоже пострадали от бериевских злодеяний против их культуры, их работников искусств, с изумлением задали бы вопрос: почему заявление только о евреях?» (С. Шварц комментирует категорично: «Убогость этой аргументации бросается в глаза»9.)

Но на этом не кончились вопросы. «Тайно влиятельные иностранные еврейские коммунисты пытались» получить «объяснения о судьбе еврейской культурной элиты», а в октябре того же года 26 «прогрессивных еврейских лидеров и писателей» с Запада публично обратились к премьеру Булганину и «президенту» Ворошилову — сделать «публичное авторитетное заявление о совершённых несправедливостях и о мерах, принятых для восстановления еврейских культурных учреждений»10.

Но политика советского правительства к евреям была и при «семибоярщине» (1953-1957), и при Хрущёве — и непоследовательной, и осторожной, и оглядчивой, и двойственной, так что подавала импульсы и надежды в разных направлениях.

Как раз лето 1956, и вообще полное общественных надежд, было движением и еврейских надежд. Секретарь СП Сурков уже обещал нью-йоркскому коммунистическому издателю, что есть план создать еврейское издательство, открыть еврейский театр, выпускать еврейскую газету, литературный трёхмесячник, созвать всесоюзное совещание еврейских писателей и культурных деятелей, и создана комиссия по возрождению еврейской литературы (на идише). К 1956 году «в Москве опять собралось немало еврейских писателей и журналистов11. «Тот оптимизм, который во всех нас заронил 1956-й год, не скоро угас»12, — вспоминали потом еврейские деятели.

Но советская власть продолжала жаться и переминаться, без смысла, сдерживая развитие самостоятельной еврейской культуры. Вероятно, в значительной степени сопротивлялся и сам Хрущёв.

А тут накатили и события: Суэцкая война, нападение Израиля-Англии-Франции на Египет («Израиль идёт к самоубийству», грозно писала советская печать) — и венгерское восстание, имевшее ещё и тот, почти замолчанный в истории, оттенок, что оно приняло антиеврейский характер13 — быть может, из-за обилия евреев в венгерском КГБ. (Не в этом ли одна из причин, пусть не главная, почему Запад уж совсем никак и ничем не поддержал восстание? — да к тому же был захвачен суэцкой проблемой. А для Советов не вытекал ли тот вывод, что еврейскую тему лучше бы приглушать?)

А ещё через год Хрущёв победил своих противников на партийных верхах — и среди других был свергнут и Каганович.

Кажется — много ли? кажется, далеко не он один, и не он же среди свергнутых главный? и выкинут он совсем не как еврей. Однако «его уход с еврейской точки зрения несомненно символизировал конец эпохи». Оглянулись, посчитали: «евреи исчезли не только из руководящих органов партии, но также из ведущих правительственных кругов»14.

Пришло время основательно задуматься и решить: как же евреи относятся к нынешней, вот такой власти?

Давид Бург, эмигрировавший ещё в 1956 году, нашёл весьма полезную для советской власти формулировку, как же евреям относиться к ней: «Некоторым опасность антисемитизма "снизу" кажется большей, чем опасность антисемитизма "сверху"», «правительство, хотя и давит на нас, но всё же допускает нас существовать. Если же наступит революционная перемена, то в ходе неизбежной анархии переходного периода мы будем попросту перебиты. Будем поэтому держаться за правительство, как бы плохо оно ни было»15.

Эти опасения мы уже не раз встречали и в 30-е годы: евреям надо поддерживать большевицкую власть в СССР, ибо без неё будет ещё хуже. И теперь, хоть советская власть и дальше подпортилась, а евреям за неё держаться неизбежно, как и раньше.

Западный мир, и более всего Соединённые Штаты весьма прислушивались к таким рекомендациям, даже в самые напряжённые годы Холодной войны. К тому же социалистический Израиль ещё был полон коммунистических симпатий и многое прощал Советскому Союзу за разгром Гитлера. Но — как же истолковать антисемитизм в СССР? Тут рекомендация Д. Бурга и подобных ему выполняла нужный «социальный заказ»: перекос от антисемитизма советского правительства к «антисемитизму русского народа» — извечному и проклятому.

Теперь вспомнили некоторые евреи добрым словом и ту, разогнанную в 1930, Евсекцию при ЦК (Диманштейн и другие руководители уже были давно расстреляны), которая казалась в 20-е годы слишком уж коммунистической: Евсекция «в известной степени была стражем еврейских национальных интересов... органом, выполнявшим и положительную работу»16.

А политика хрущёвского руководства так и оставалась ясно не выраженной ни в какую сторону: надо думать, Хрущёв и недолюбливал евреев, но и не влёкся бороться против них, да и смекал же, что это никак ему не выгодно в международном смысле. Всё-таки в 1957-58 разрешили широкие до стране еврейские концерты и чтения, во многих городах (так, «в 1961 еврейские литературные вечера и концерты еврейской песни посетило около 300 тысяч зрителей»)17; но и прекратили допуск в СССР варшавской «Фольксштимме», тем отрезая от мировой еврейской информации18. В 1954, после длительного перерыва, была издана на русском языке книга Шолом-Алейхема «Мальчик Мотл», затем другие его книги и переводы на другие языки неоднократно, а в 1959 значительным тиражом вышло его собрание сочинений. С 1961 в Москве стал выходить на идише журнал «Советиш Геймланд», хотя и со строго официальной позицией. И на идише и на русском выходили книги расстрелянных еврейских писателей, можно было услышать по всесоюзному радио еврейскую мелодию19. К 1966 «в Советском Союзе живут около ста еврейских писателей», пишущих на идише, «почти все названные писатели одновременно работают по-русски в качестве журналистов и переводчиков», «многие из них работают учителями в русских школах»20. Но еврейский театр не возобновился до 1966. И в 1966 С. Шварц определяет состояние евреев как «культурное сиротство»21. Впрочем, другой автор с горечью замечает: «Одной лишь политикой властей нельзя объяснить отсутствие энтузиазма и интереса... широких кругов еврейского населения» к тогдашним культурным начинаниям». «Выступления еврейских актёров в те годы происходили, за редким исключением, в полупустых залах. Книги еврейских писателей не раскупались»22.

Такая же извилистая, но более непримиримая политика хрущёвских властей проводилась и относительно еврейской религии. Это была часть общего хрущёвского антирелигиозного штурма; известно, как разрушительно досталось в нём православию. С 30-х годов уже не было никаких учебных заведений для подготовки духовных лиц, как и ни для одной религии в СССР до войны. В 1957 в Москве открылась иешива — школа по подготовке раввинов, всего на 35 учеников, а затем их последовательно вытесняли, например лишением московской прописки. Стесняли в издании молитвенников, препятствовали производству предметов религиозного обихода. То, до 1956, государственные пекарни выпекали мацу и продавали её в магазинах перед еврейской Пасхой — то, с 1957 же, начались стеснения выпечки, с 1961 почти повсеместно запретили; то принимали из-за границы посылки с мацой, то останавливали их на таможнях, и даже требовали от получателей выражать печатное негодование против этих посылок23. — Синагоги закрывались во многих городах. «В 1966 в СССР осталось всего 62 синагоги»24. В Москве же, Ленинграде, Киеве, столицах республик власти не решались закрывать их. И в 60-е годы так же происходили по праздникам обширные богослужения, с массовыми уличными скоплениями вокруг синагог (10-15 тысяч)25. С. Шварц отмечает, что в 60-е годы религиозная жизнь советских евреев находится в тяжёлом упадке, но проявляет широту взгляда, напоминая, что это — окончание длительного процесса секуляризации сознания, начавшегося в русском еврействе ещё в конце XIX в. (кстати, добавляет он, преуспевшего и в вовсе не коммунистической Польше между Первой и Второй Мировыми войнами)26. — Иудейское вероисповедание в СССР было лишено единого управляющего центра; но когда советским властям нужно было выжать из ведущих раввинов политическую показуху для заграницы, — или о процветании иудейства в СССР, или гневно против атомной войны, — то власти умели это организовать27. «Советские власти неоднократно использовали еврейских религиозных деятелей в своих внешнеполитических целях». Так, «в ноябре 1956 группа раввинов опубликовала протест по поводу Синайской кампании [Израиля]»28.

Особым же и несомненным утяжелением для иудейской религии в СССР стала, от Суэцкого конфликта 1956, всё растущая мода на «борьбу с сионизмом». Сионизм сам по себе, как разновидность социализма, мог бы стать для партии Маркса-Ленина даже и родным братом, — но с середины 50-х годов решение заручиться арабской дружбой толкало советских правителей вести травлю сионизма. Однако сионизм был для советских масс — далёким, незнакомым и абстрактным явлением. И чтоб эту борьбу овеществить, воплотить — сионизм преподносился как сгусток извечного иудейского образа, облика. В книгах и брошюрах против якобы сионизма вплеталась и борьба с иудаизмом, и открытые антиеврейские мотивы. Если в 20-30-е годы еврейская религия в СССР находилась, сравнительно с православием, не под таким напором жестоких преследований, то 1957 год зарубежный социалистический обозреватель отмечает как «решительное усиление борьбы с иудаизмом», «поворотный пункт в развитии борьбы с еврейской религией», «характер борьбы не только против еврейской религии, но против еврейства вообще»29. — Прошумевший эпизод тут был — изданная в 1963 в Киеве, по-украински, в издательстве украинской Академии Наук, брошюра «Иудаизм без прикрас», 12 тыс. экземпляров, но со столь отъявленными антиеврейскими карикатурами, что это вызвало международное крупное возмущение, даже у коммунистических «друзей» (постоянно оплачиваемых из Москвы). С возмущением против брошюры выступили лидеры американской и британской компартий, «Юманите», «Унита», брюссельская прокитайская коммунистическая газета, многие другие голоса, а в комиссии по правам человека ООН требовали объяснения от украинского представителя. Всемирная Еврейская Культурная Ассоциация требовала предать автора брошюры и карикатуриста — суду. Советская сторона в оправданиях долго упорствовала, что, кроме разве рисунков, «книга заслуживает в целом положительной оценки»30. Но в конце концов и «Правда» вынуждена была признать, что это «плохо подготовленная... брошюра», где «ряд ошибочных высказываний... и иллюстрации могут оскорбить чувства верующих и быть истолкованы в духе антисемитизма» — а, «как известно такого вопроса в нашей стране нет и быть не может»31; однако рядом «Известия»: хотя в брошюре есть недостатки но «сам по себе замысел... не может вызвать никаких сомнений»32.

Не обошлось и без ареста нескольких московских и ленинградских религиозных евреев по обвинению в «шпионаже [беседах при встречах] в пользу одного капиталистического государства» [Израиля], а синагоги-де — лишь «прикрытие для разных уголовных "операций"»33, — чтобы пожёстче напугать остальных.

 


 

На самых видных постах евреев уже не оставалось, но многих ещё можно было увидеть на действенных, ценимых вторых местах (хотя, скажем, Вениамин Дымшиц с 1962 беспрепятственно руководил Госпланом и одновременно был зампред Совмина СССР и член ЦК, с 1961 по 198634). Да ведь когда-то евреи пошли и «в ЧК-НКВД и МВД... столь густо, что до сих пор ещё, после всех чисток, чтоб еврейским духом и не пахло, — чудом сохранились отдельные экземпляры, вроде известного капитана Иоффе в мордовских лагерях»35.

По всесоюзной переписи 1959 евреев в СССР было 2 млн. 268 тыс. человек. (Правда, есть и предупреждающие голоса против доверия к этой цифре: «Все знают... что евреев в СССР больше, чем их числится по переписи», в день переписи еврей записывается не по паспорту, а кем он хочет быть36.) — Из них в городах жило 2 млн. 162 тыс., т.е. 95,3% сравнительно с 82% в 1926 и 87% в 193937. И даже, заглядывая вперёд, по переписи 1970 «увеличение численности евреев в Москве и Ленинграде вызвано, очевидно, не естественным приростом, а переселением евреев (вопреки всем ограничениям прописки) из других городов страны». За эти 11 лет также и в Киев «переселилось, по крайней мере, несколько тысяч евреев. Процесс концентрации еврейского населения в больших городах продолжается уже много десятилетий»38.

Кто знает разницу благосостояния между городским и сельским населением в СССР — для того эти цифры не будут мёртвыми. Г. Розенблюм, редактор видной израильской газеты «Едиот Ахронот», приводит почти анекдотический рассказ одного из израильских послов в Москве доктора Хареля о его поездке по СССР в середине 60-х годов. В большом колхозе под Кишинёвом ему сказали, что «евреи, работающие в этом колхозе, хотят [с ним] встретиться. [Израильтянин] страшно обрадовался, что в колхозе есть евреи» (любовь к земледелию — хороший знак для Израиля). Рассказывает: «пришли три еврея... один — кассир, один — редактор колхозной стенгазеты и третий — какой-то хозяйственник. Других я не нашёл. Так что евреи чем занимались [т.е. прежде], тем и про должали заниматься». Г. Розенблюм от себя подтверждает: «Советские евреи в массе своей Действительно не пошли на физическую работу»39. — И Л. Шапиро заключает: «Приобщение евреев к сельскому хозяйству, т.н. процесс аграризации, окончился провалом, несмотря на все усилия... общественных еврейских организаций и... государственную помощь»40.

А в Москве, Ленинграде, Киеве, наиболее ублаготворённых — и материально, и культурно — сравнительно с остальной страной, даже и другими городами, по переписи 1959 года евреев было, соответственно, — 3,9%, 5,8% и 13,9%, — совсем не мало, если учесть, что в 1959 евреи составляли 1,1% от населения СССР41.

Вот эта высочайшая, 95-процентная сконцентрированность в городах обусловила и особую болезненность для евреев той «системы запретов и ограничений», которая, как мы упоминали в предыдущей главе, наметилась ещё в начале 1940-х, — «и, хотя ограничительные правила никогда не были опубликованы, а официальные лица упорно отрицали их существование, они, эти правила, весьма эффективно закрывали евреям доступ ко многим сферам деятельности, профессиям и должностям»42.

Пишут, что как-то возник тревожный слух среди евреев: будто бы Хрущёв в какой-то своей (ненапечатанной) речи заявил, что «столько евреев будет принято в вузы, сколько их работает в шахтах»43. Возможно, и было брякнуто, это — в манере Хрущёва; только подобное «уравнение» не осуществлялось никогда. Но действительно, к началу 60-х годов, при росте абсолютного числа студентов-евреев, относительное их число существенно снизилось по сравнению с довоенным: если в 1936 доля студентов-евреев в 7,5 раза превышала общую долю евреев в населении страны44, то теперь — в 2,7 раза. Эти новые данные распределения учащихся высших и средних учебных заведений по национальностям были впервые после войны напечатаны в статистическом ежегоднике «Народное хозяйство СССР в 1963 году»45, и такая таблица печаталась в ежегодниках вплоть до 1972 года. По абсолютному числу учащихся в ВУЗах и средних специальных учебных заведениях евреи в 1962/63 учебном году стояли на четвёртом месте — после трёх славянских наций; для ВУЗов число это составляло 79,3 тысячи, при общем числе студентов 2943,7 тысяч (т.е. 2,69% от общего числа). К следующему учебному году, 1963/64, число студентов-евреев выросло до 82,6 тыс., а общее число студентов в СССР достигло 3260,7 тыс. (2,53%). Такое соотношение, почти не меняясь, сохранялось до учебного года 1969/70: студентов-евреев — 101,1 тыс., всего студентов — 4549,9 тыс., а затем начало снижаться и в 1972/73 равнялось 1,91%: студентов-евреев — 88,5 тыс., всех студентов — 4630,246. (Забегая вперёд, отметим, что это падение совпало по времени с началом еврейской эмиграции в Израиль.)

Относительное число евреев — научных работников к общему их числу также падало в 60-е годы: с 9,5% в 1960 — до 6,1% в 197347. — В те же годы «советское искусство и литература насчитывают десятки тысяч еврейских имён»48 — 8,5% писателей и журналистов; 7,7% артистов и художников; больше 10% судей и адвокатов, около 15% врачей49. (В медицине — вообще традиционно много евреев, но в той заклятой «советской психиатрии», которая в эти именно годы начала сажать здоровых в психушки, кто там, увы, состоял? — Перечисляя «еврейские профессии», М. Хейфец пишет: «Психиатрия — еврейская монополия, — сказал мне приятель-психиатр, еврей, незадолго до [моего] ареста, — только в последнее время, и то в приказном порядке, к нам стали направлять русских». И приводит примеры: главный психиатр Ленинграда проф. Авербух, ездит на экспертизы в ГБ, в Большой Дом; в Москве — известный Лунц; в Калужской больнице — Лифшиц и «вся их еврейская гоп-компания во главе с Лифшицем». — А арестовали самого Хейфеца, стала его жена искать адвоката с «допуском», то есть с разрешением от КГБ на политические дела, и «ни одного русского не нашла», все такие адвокаты — евреи50.)

В 1956 Фурцева, тогда 1-й секретарь Московского горкома партии, «жаловалась на то, что в некоторых учреждениях евреи составляют более половины всего персонала»51. (В противовес замечу: в эти годы евреи состояли в советском аппарате не ко вреду. Советская законность всегда твердолобо и безжалостно была направлена против всякого живого человека, посетителя, просителя. И часто окаменевшие от власти русские, сидящие в учреждениях, охотно отдавались каждому предлогу торжествующе отказать просителю; а у чиновника-еврея теперь много чаще можно было встретить живое понимание, с ним можно решить дело и по-человечески.) — Приводит Л. Шапиро и жалобы на то, что в национальных республиках евреев вытесняет из аппарата туземная интеллигенция52, — а ей и программно там отдаётся предпочтение, это всеобщий процесс по республикам, не менее того вытесняют и русских.

Приходит на ум пример из американской жизни этих же лет, как раз в 1965. Нью-йоркский отдел Американского Еврейского комитета в течение четырёх месяцев производил негласный опрос более тысячи руководящих сотрудников пятидесяти нью-йоркских банков, после чего Еврейский комитет заявил протест: среди опрошенных оказалось меньше 3% евреев, хотя в населении Нью-Йорка евреи составляют одну четверть, — то есть требовал соблюдения процентной нормы. Тогда председатель Объединения банков штата Нью-Йорк ответил, что банк по закону не нанимает по признаку «расы, верования, цвета или национального происхождения» и не ведёт регистрации в таких категориях (это же был бы наш заклятый «пятый пункт»!). (Отметим, что и двумя годами раньше тот же Еврейский комитет провёл такое же исследование по национальному составу руководящих лиц пятидесяти наиболее крупных коммунальных служб США, а в 1964 — по такой же теме в промышленности филадельфийского района.)53

Но вернёмся к советским евреям. Вот, уехав за границу, многие из них шумно рекламировали там свою прежнюю деятельность в газетно-журнальных издательствах и в кинорежиссуре. Так, в частности, узнаём от еврейского автора: «Это при его [Сырокомского] поддержке на всех ведущих постах "Литературки" оказались евреи»54.

Тем не менее, спустя 20 лет, читаем такую оценку того времени: «Новый антисемитизм набирал силу... и ко второй половине 60-х годов уже представлял собой сложившуюся форму дискредитации, унижения и изоляции целого народа»55.

И как же нам увязать все концы с концами?.. Где ж набраться нам спокойных, взвешенных оценок.

А тут начались, и тревожно восприняли их евреи, — сигналы из сфер, где действовали экономические тузы. «В Советском Союзе до известной степени сохранилась знакомая еврейской социологии тенденция концентрации евреев в специфических отраслях экономической жизни страны»56. А между тем к 60-м годам Никита спохватился, что в коренной советской экономике происходит сплошное массовое воровство и мошенничество.

И вот «в 1961 началась кампания борьбы с "хищениями социалистической собственности", носившая откровенно антисемитский характер»57. С 1961 последовали карающие указы Верховного Совета — сперва против «спекуляции валютой», потом — против взяток, а затем — о применении смертной казни за них, беззаконно относя эту кару также и к преступлениям, совершённым до этих указов (например, в деле Я. Рокотова-В. Файбишенко). И в первый же год начались казни. Из первых девяти судебных процессов было приговорено к смертной казни 11 человек, среди них, «может быть, 6 евреев»58. Еврейская энциклопедия — более определённо: «В 1961-64 за экономические преступления было казнено в РСФСР — 39 евреев, на Украине 79» и по другим республикам 4359. По этим процессам «подавляющее большинство подсудимых были евреями». (При этом публичность состояла в том, что в судебных сообщениях указывались имена-отчества подсудимых, — это и нормальный порядок судоговорения, а вот становилось «совершенно ясно, что это евреи»60.)

Дальше, в большом фрунзенском процессе 1962 года, из 46 обвиняемых было, видимо, 19 евреев. «Нет никаких оснований думать, что эта новая политика задумана была как система антиеврейских мероприятий. Но с самого начала применения нового законодательства ему был придан антиеврейский характер» — имеется в виду, очевидно, публикация полных имён, в том числе еврейских, поскольку никаких прямых нападок и обобщений ни суд, ни власти, ни пресса себе не разрешили. А если написала «Советская Киргизия»: «они занимали разные посты, но тесно были связаны между собой», — то настороженность диктует: «но чем они "были связаны"... — этого газета не касается ни одним словом, предоставляя читателю догадываться и прямо толкая его к мысли, что основное ядро преступной организации составляли люди, "тесно связанные между собой" — чем? еврейством», «выпятить роль в этом деле евреев»61. Но «тесно связаны между собой» могли быть — сделками, корыстью, расчётами, махинациями. И вот, удивительно, никто не аргументирует, что эти лица были невиновны (хотя и могли быть). А называть их — травля евреев.

Дальше — вильнюсское дело валютчиков в январе 1962. Там все 8 подсудимых оказались евреями (и по ходу процесса были прикрыты имена не-еврейской номенклатуры, — это постоянный советский приём). На этот раз в обвинении звучал и прямой антиеврейский акцент: «сделки заключались в синагоге, споры разрешались вином»62.

С. Шварц со всей убеждённостью видит в этих судебно-экономических преследованиях — только разгул антисемитизма, уже и вовсе не оборачиваясь на «тенденцию концентрации евреев в специфических отраслях экономической жизни». — Также и всей западной прессой это было истолковано как жестокая кампания против евреев, унижение и изоляция целого народа, и Бертран Рассел протестовал в письме Хрущёву — и Хрущёв ему ответил лично63. Но после этого советские власти, кажется, сильно поостереглись трогать евреев.

На Западе официальный антисемитизм стали называть «самым острым вопросом» в СССР (не видя в стране других, острее) или «самой запретной темой». (Хотя и запретных была — тьма, включая грандиозное раскулачивание, или трёхмиллионную сдачу красноармейцев в плен в одном 1941 году, или на Тоцком полигоне в 1954 уничтожительный атомный «эксперимент» над собственными войсками.) Конечно, открытых высказываний против евреев компартия после Сталина не допускала. Возможно, применялся метод подстрекательных «закрытых лекций» и «инструктажей», — это вполне в советском стиле. Да верный заключительный вывод делает Соломон Шварц: «Достаточного рационального основания антиеврейская советская политика вообще не имеет», удушение еврейской культурной жизни «может казаться загадочным. Как объяснить эту дикую политику?»64

Отчасти: если внутри страны душилось вообще всё живое — то как ожидать, что не будут душить и столь живой, подвижный народ? А в 60-е годы ещё добавились международные расчёты СССР: требовалась кампания против Израиля. Был найден удобный, двусмысленный и неопределённый термин «антисионизм» — и «он был дамокловым мечом, занесенным над всем еврейским населением страны»65. Газетная кампания против «сионизма» как будто становилась неуязвимой ширмой, не докажешь, что это — просто антисемитизм. А вместе с тем грозно, опасно: «сионизм — орудие американского империализма». Евреям «косвенно или прямо приходилось доказывать свою лояльность, так или иначе убеждать своё окружение, что они не имеют никакого отношения к собственному еврейству и тем более к сионизму»66.

Ощущения рядового еврея в СССР становились действительно пригнетёнными, это выпукло выражено одним из них: «За годы преследований и оскорблений у евреев выработался определённый психический комплекс подозрительности ко всякому к ним обращению, исходящему от не-евреев. Во всём они готовы предусмотреть скрытый или явный намёк на их национальность... Евреи никогда не могут публично заявлять о своём еврействе, и официально принято, что об этом нужно молчать, как будто это некий порок, как будто это криминальное прошлое»67.

Большое впечатление произвёл в октябре 1959 случай в Малаховке — посёлке «в получасе езды от Москвы... с 30 тысячами жителей, из которых около 10% составляют евреи... В ночь на 4-е октября загорелась крыша малаховской синагоги и... домик смотрителя еврейского кладбища... в огне погибла жена смотрителя. В ту же ночь в Малаховке были расклеены и разбросаны листовки: "Долой жидов из торговли... Мы спасли их от немцев... они так быстро обнаглели, что русский народ не понимает... кто же на чьей земле"»68.

И нарастающее угнетённое состояние доводило даже до такого синдрома, о котором пишет Д. Штурман: часть «еврейских обывателей доходит до ненависти к Израилю, считая его генератором антисемитизма в советской политике. Помню фразу одной преуспевающей учительницы-еврейки: "Бросить бы одну хорошую бомбу на весь этот Израиль, и нам было бы легче жить"»69.

Но всё же — это было уродливое исключение. В основном, от разгула антисионистской кампании происходило «усиление сознания своего еврейства и рост симпатий к Израилю как форпосту еврейства в целом»70.

Предлагают нам и такое объяснение тогдашней общественной ситуации: да, при Хрущёве «опасения за жизнь отошли для еврейского населения в прошлое», но «был заложен фундамент нового антисемитизма»: молодое поколение номенклатуры, борясь за кастовые привилегии, «стремилось занять ведущие позиции в культуре, науке, торговле, финансах и т.д. Здесь-то и произошло "знакомство" новоиспеченной советской аристократии с евреями, удельный вес которых в этих областях был традиционно велик». И «социальная структура еврейского населения, сосредоточенного главным образом в основных центрах страны, напоминала правящей верхушке структуру её собственного класса»71.

Такая встреча — несомненно состоялась, это была историческая «смена вахт» на советских верхах, с еврейской на русскую. И антагонизм при этом возник несомненно, отчего, помню, в хрущёвское время в разговорах в еврейской среде звучали не только насмешки, но и сильная обида на выходцев из деревни, «мужиков», проникших в верхи.

А в общем, при натяжении разных влияний, но и при большой осмотрительности советских властей, — к 1965 году «распространённость и острота современного советского антисемитизма далеко уступают» тому, что наблюдалось «в годы войны и в первые годы после войны», и происходит, «кажется, заметное ослабление, может быть, начавшееся отмирание "процентной нормы"»72. — Ив целом еврейское ощущение в 60-х годах держалось в диапазоне благополучия, это слышим от разных авторов. (Противовес только что прочтённому нами: «новый антисемитизм набирал силу» в 60-х годах.) — И спустя 20 лет высказывается то же впечатление: «для "евреев вообще" хрущёвский период был одним из самых спокойных во всей их советской истории»73.

«В 1956-57 возникло много новых сионистских кружков, в которых участвовали молодые евреи, ранее не проявлявшие особого интереса к еврейским национальным проблемам и сионизму. Важным толчком к пробуждению национального сознания евреев СССР и ощущению ими солидарности с государством Израиль стала Синайская кампания [1956]»; а затем «катализатором процесса возрождения сионистского движения в СССР для многих евреев стал Международный фестиваль молодёжи и студентов [Москва, 1957]... В период между фестивалем и Шестидневной войной [1967] сионистская деятельность в СССР постепенно приобретала всё более широкие масштабы. Связи советских евреев с израильским посольством участились, контакты стали менее опасными», «резко возросло значение еврейского самиздата»74.

На переходе от 50-х годов в 60-е, в хрущёвскую «оттепель», евреи в СССР не только встряхнулись и выпрямились духовно от страха и угнетённости периода «космополитов» и «дела врачей», но в столичном обществе «быть евреем становилось модно даже», еврейская тема вошла в самиздат, в поэтические вечера, на которые рвалась молодёжь, Римма Казакова осмелела и возгласила с эстрады своё еврейское происхождение, — этот воздух сразу уловил и выразил Евтушенко в 1961 своим «Бабьим Яром»75, причислив и себя к евреям по духу. Это стихотворение его (и смелость же «Литгазеты») прозвучало трубным гласом для всего советского да и мирового еврейства. Затем Евтушенко читал его на множестве и множестве публичных вечеров, всегда в грохоте аплодисментов. — Спустя время и Шостакович, немало обращавшийся к еврейской теме, взялся перекладывать евтушенковское стихотворение в 13-ю симфонию. К исполнению её допустили ограниченно. — «Бабий Яр» прошёл по еврейству — и шире, чем только советскому, — бодрящей и целящей струёй, как «революционный акт... в развитии общественного сознания в Советском Союзе», и явился для него «самым значительным событием со времени ликвидации "дела врачей"»76.

В 1964-65 вернулась еврейская тема и в печатную литературу: «Лето в Сосняках» Анатолия Рыбакова и дневник Маши Рольник77 («в явное подражание "Дневнику Анны Франк"»78).

«После снятия Н. Хрущёва со всех занимаемых постов несколько смягчилась политика властей в отношении евреев. Была ослаблена борьба против иудаизма, отменены почти повсеместно ограничения на выпечку мацы... Постепенно прекратилась кампания борьбы с экономическими преступлениями...» Однако «в советской печати была развязана пропагандистская кампания против сионистской деятельности среди советских евреев и их связей с израильским посольством»79.

Все эти колебания и переломы в советской ситуации прошли для еврейского самосознания отнюдь не бесследно, нет, — значительным прорезом.

По переписи 1959 родным языком назвали еврейский всего лишь 21% евреев (в 1926 — 72%)80. Ещё и в 70-х годах понимали так: «Русское еврейство, которое было самым еврейским во всём мире, стало наименее еврейским»81. «Нынешнее развитие советского общества чревато для еврейства разрушением духовного и интеллектуального потенциала»82. А верней, как позже писал ещё один автор: евреям в СССР и «не дают ассимилироваться», и «не дают быть евреями»83.

Однако и за весь советский период еврейское самосознание никогда не заглохало.

В 1966 в официальном «Советиш Геймланд» — ив том утверждалось, «что даже ассимилированные евреи, говорящие по-русски, всё же сохраняют свой, отличный от других слоев населения характер»84. Не говоря уж о евреях Одессы, Киева, Харькова, «даже кичившихся иной раз своей еврейскостью — вплоть до того, что с гоями дружить не хотели»85.

Учёный Лев Тумерман (в 1977, уже в Израиле) вспоминает о раннем советском времени, что он тогда «отрицал всякий национализм». А теперь, оглядываясь на те годы: «Я с удивлением подмечаю то, что тогда ускользало от меня: несмотря на полную, казалось бы, ассимиляцию в русской среде, весь круг моих ближайших, задушевных друзей в ту пору оставался еврейским»86.

Искренность его высказывания не вызывает сомнения, о таком говорится: «как сфотографировано». И воспринималось с несомненностью, именно такую картину я не раз наблюдал, — да никакой обиды она в русских и не вызывает.

Отмечает ещё один еврейский автор: в СССР «нерелигиозные евреи всех направлений дружно отстаивали принцип "чистоты расы"» — и добавляет: «Ничто не может быть естественнее. Люди, для которых еврейство — пустой звук, и не ассимилированные при этом, встречаются очень редко»87.

Очень характерно и признание Натана Щаранского вскоре после приезда в Израиль: «Многое из моего еврейства было заложено в меня уже в нашей семье. Наша семья была хотя и ассимилированной, но еврейской». Отец был «простой советский журналист», «так увлёкся революционными идеями "счастья для всех", а не только для евреев, что стал абсолютно лояльным советским гражданином». А в 1967 после Шестидневной войны, затем и в 1968 после Чехословакии, «я внезапно ощутил явную разницу между собой и окружавшими меня неевреями... ощущение какой-то принципиальной разницы между моим, еврейским сознанием и национальным сознанием русских людей»88.

А вот и ещё свидетельство (1975), очень вдумчивое: «Усилия, затраченные за последние 100 лет еврейской интеллигенцией для перевоплощения в русскую национальную форму, были поистине титаническими. Впрочем, это не принесло душевного равновесия; наоборот, заставило острее почувствовать горечь двунационального бытия». И «на трагический блоковский вопрос: "Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?" — вопрос, который для русского человека имеет, как правило, однозначный ответ, — на этот вопрос русско-еврейская интеллигенция отвечала, иногда после некоторого раздумья, — "Нет, не вместе. Рядом, до поры до времени, но не вместе!"... Обязанность — Родину не заменяет». И это «оставляло еврейству руки развязанными на всех крутых поворотах российской истории»89.

Очень честно. И только бы мечтать, чтоб и все российские евреи имели ясность — признать эту дилемму.

А обычно ведь всю проблему видят только «в антисемитизме»: «Отстранив нас от приобщения ко всему истинно русскому, тамошний [в СССР] антисемитизм воспретил нам приблизиться и ко всему еврейскому... Антисемитизм страшен не столько тем, что он делает евреям (ставя им известные ограничения), сколько тем, что он делает с евреями, — превращая их в невротичных, придавленных, закомплексованных, ущербных»90.

На самом деле от такого болезненного состояния — вполне, и быстро, и уверенно — оздоровлялись те евреи, кто с полнотою осознавал себя евреями.

Еврейское самосознание в СССР — крепло, проходя через исторические рубежи, посланные евреям в XX веке. Сперва — это была Катастрофа во Второй Мировой войне. (Усилиями советской заглушки и замазки — осознание её у советского еврейства затянулось.)

Ещё толчок был дан кампанией против «космополитов» в 1949-50 годах.

Потом — тотальная угроза сталинской расправы, устранённая скорой смертью тирана.

А начиная с хрущёвской «оттепели», а затем, в 60-е годы, уже и без неё, — советское еврейство быстро распрямлялось в духе и ощущало себя — именно собою.

Уже во второй половине 50-х «растущее чувство горечи, охватывающее широкие слои советского еврейства», привело к тому, что «крепнет чувство национальной солидарности»91.

Но «лишь в конце 60-х годов очень небольшая группа учёных, причём не гуманитариев (наиболее яркая фигура среди них, безусловно, Александр Воронель), начала с убеждённостью... вновь восстанавливать еврейское национальное сознание в России»92.

И при таком-то назревавшем самосознании советских евреев — грянула и тут же победно унеслась, это казалось чудом, Шестидневная война. Израиль — вознёсся в их представлениях, они пробудились к душевному и кровному родству с ним.

Но советские власти, пришедшие в ярость от позорного поражения Насера, тут же и обрушили на еврейские головы грохочущую кампанию против «иудаизма-сионизма-фашизма», и как бы не все евреи суть «сионисты», и что «всемирный заговор» сионизма «есть закономерное, неизбежное следствие всей еврейской истории, еврейской религии и созданного ими еврейского национального характера», что «иудаизм оказался очень удобной религией для захвата мирового господства, потому что весьма последовательно проводил идеологию расового господства и апартеида»93.

Кампания по телевидению и в газетах ещё же сопровождалась драматическим разрывом дипломатических отношений с Израилем. Советские евреи имели причины напугаться: «казалось, что дело вот-вот дойдёт до призыва к погрому»94.

Но под коркой этого напуга вырастал новый и уже необоримый взрыв еврейского национального сознания.

«Горечь, обида, озлобленность, неверие в будущее накапливались, чтобы наконец прорваться наружу и привести к полному разрыву с [этой] страной и [этим] обществом — к эмиграции»95.

«Победа израильской армии способствовала пробуждению национального самосознания у многих тысяч почти совершенно ассимилированных советских евреев... Начался процесс национального возрождения... Активизировалась деятельность сионистских групп в различных городах страны... В 1969 предпринимались попытки создать объединённую [по СССР] сионистскую организацию... Росло число евреев, подающих документы на выезд в Израиль»96.

А многочисленные отказы в выезде привели к неудавшемуся 15 июня 1970 захвату самолёта для угона. Последовавший «самолётный процесс» можно считать историческим рубежом в судьбе советского еврейства.

 

К ГЛАВЕ 24

НА ОТКОЛЕ ОТ БОЛЬШЕВИЗМА

 

1 Краткая Еврейская Энциклопедия (далее — КЕЭ). Иерусалим: Общество по исследованию еврейских общин, 1996. Т. 8, с. 256.

2 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе с начала Второй мировой войны (1939-1965). Нью-Йорк: Изд. Американского Еврейского Рабочего Комитета, 1966, с. 247.

3 Там же, с. 247-248.

4 Хрущёв и еврейский вопрос // Социалистический вестник, Нью-Йорк, 1961, № 1, с. 20.

5 КЕЭ, т. 8, с. 257.

6 Хрущёв и еврейский вопрос // Социалистический вестник, 1961, № 1, с. 20.

7 Слова Н.С. Хрущёва приведены в отчёте переводчика французской делегации Пьера Лошака: Realites, Paris, Mai 1957, p. 64-67, 101-104. — Мы цитируем их в обратном переводе «Социалистического вестника» (1961, № 1, с. 21).

8 J.B. Salsberg, Talks with Soviet Leaders on the Jewish Question // Jewish Life, Febr. 1957. — Цит. в переводе «Соц. вестника» (1961, № 1, с. 20).

9 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе...*, с. 250.

10 Там же*, с. 249-251.

11 Там же, с. 241, 272.

12 Ю. Штерн. Ситуация неустойчива и потому опасна: [Интервью] // "22": Общественно-политический и литературный журнал еврейской интеллигенции из СССР в Израиле. Тель-Авив, 1984, № 38, с. 132.

13 Andrew Handler. Where Familiarity with Jews Breeds Contempt // Red Star, Blue Star: The Lives and Times of Jewish Students in Communist Hungary (1948-1956). New-York: Columbia University Press, 1997, p. 36-37.

14 Л. Шапиро. Евреи в Советской России после Сталина // Книга о русском еврействе, 1917-1967 (далее — КРЕ-2). Нью-Йорк: Союз Русских Евреев, 1968, с. 360-361.

15 David Burg. Die Judenfrage in Der Sowjetunion // Der Anti-kommunist, Miinchen, Juli-August 1957, № 12, S.35.

16 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе...*, с. 238.

17 Там же, с. 283-287; КЕЭ, т. 8, с. 258.

18 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 281.

19 Э. Финкелъштейн. Евреи в СССР: Путь в Двадцать первый век // Страна и мир: Обществ.-политический, экономический и культурно-философский журнал. Мюнхен, 1989, № 1, с. 65-66.

20 Л. Шапиро. Евреи в Советской России после Сталина // КРЕ-2, с. 379-380.

21 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 280, 288.

22 Э. Финкелъштейн. Евреи в СССР: Путь в Двадцать первый век // Страна и мир, 1989, № 1, с. 66.

23 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 304-308.

24 КЕЭ, т. 8, с. 259.

25 Л. Шапиро. Евреи в Советской России после Сталина // КРЕ-2, с. 358.

26 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 290.

27 Там же, с. 294-296.

28 КЕЭ, т. 8, с. 258.

29 Антисемитский памфлет в Советском Союзе // Социалистический вестник, 1965, № 4, с. 67.

30 Антисемитский памфлет в Советском Союзе // Социалистический вестник*, 1965, № 4, с. 68-73.

31 В Идеологической комиссии при ЦК КПСС // Правда, 1964, 4 апреля, с. 4.

32 Об одной непонятной шумихе // Известия, 1964, 4 апреля, с. 4.

33 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 303.

34 Российская Еврейская Энциклопедия. 2-е изд., испр. и доп. М., 1994. Т. 1, с. 448.

35 Р. Рутман. Кольцо обид // Новый журнал, Нью-Йорк. 1974. № 117, с. 185.

36 И. Домальский. Технология ненависти // Время и мы (далее — ВМ): Международный журнал литературы и общественных проблем. Тель-Авив. 1978, № 26, с. 113-114.

37 КЕЭ, т. 8, с. 298, 300.

38 И. Ляст. Алия из СССР — демографические прогнозы // "22", 1981, № 21, с. 112-113.

39 Г. Розенблюм, В. Перельман. Крушение Чуда: причины и следствия*: [Беседа] // ВМ, Тель-Авив, 1977, № 24, с. 120.

40 Л. Шапиро. Евреи в Советской России после Сталина // КРЕ-2, с. 346.

41 КЕЭ, т. 8, с. 300.

42 Э. Финкельштейн. Евреи в СССР... // Страна и мир, 1989, № 1, с. 65.

43 Н. Шапиро. Слово рядового советского еврея // Русский антисемитизм и евреи: Сборник. Лондон, 1968, с. 55.

44 КЕЭ, т. 8, с. 190.

45 Народное хозяйство СССР в 1963 году: Статистический ежегодник. М.: Статистика, 1965, с. 579.

46 Народное хозяйство СССР в 1969 году. М., 1970, с. 690; Народное хозяйство СССР в 1972 году. М., 1972, с. 651.

47 И. Домальский. Технология ненависти // ВМ, Тель-Авив, 1978, №25, с. 120.

48 Э. Финкелъштейн. Евреи в СССР... // Страна и мир, 1989, № 1, с. 66.

49 А. Нов, Жд. Ньют. Еврейское население СССР: демографическое развитие и профессиональная занятость // Евреи в Советской России (1917-1967). Израиль: Библиотека «Алия», 1975, с. 180.

50 Михаил Хейфец. Место и время (еврейские заметки)*. Париж: Третья волна, 1978, с. 63-65, 67, 70.

51 Л. Шапиро. Евреи в Советской России после Сталина // КРЕ-2, с. 363.

52 Там же.

53 New York Times, 1965, October 21, p. 47.

54 В. Перельман. О либералах в советских верхах // ВМ, Нью-Йорк, 1985, № 87, с. 147.

55 Э. Финкелъштейн. Евреи в СССР... // Страна и мир, 1989, № 1, с. 66.

56 Л. Шапиро. Евреи в Советской России после Сталина // КРЕ-2, с. 362.

57 КЕЭ, т. 8, с. 261.

58 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 326-327, 329.

59 КЕЭ, т. 8, с. 261.

60 Н. Шапиро. Слово рядового советского еврея // Русский антисемитизм и евреи, с. 55.

61 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 330-333.

62 Там же, с. 333-334.

63 Обмен письмами между Б. Расселом и Н.С. Хрущёвым // Правда, 1963, 1 марта, с. 1.

64 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 421-422.

65 Э. Финкельштейн. Евреи в СССР... // Страна и мир. 1989, № 1, с. 65.

66 Э. Финкельштейн. Евреи в СССР... // Страна и мир, 1989, № 1, с. 66-67.

67 Н. Шапиро. Слово рядового советского еврея // Русский антисемитизм и евреи, с. 48, 55.

68 Социалистический вестник, 1959, № 12, с. 240-241.

69 Д. Штурман. Советский антисемитизм — причины и прогнозы: [Семинар] // "22", 1978, № 3, с. 180.

70 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 395.

71 Э. Финкелъштейн. Евреи в СССР... // Страна и мир, 1989, № 1, с. 64-65.

72 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 372, 409.

73 Михаил Хейфец. Новая «аристократия»? // Грани: Журнал литературы, искусства, науки и общ.-политической мысли. Франкфурт-на-Майне, 1987, № 146, с. 189.

74 КЕЭ, т. 8, с. 262-263.

75 R. Rutman // Soviet Jewish Affairs, London, 1974, Vol. 4, № 2, p. 11.

76 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 371.

77 Соответственно: Новый мир, 1964, № 12; Мария Рольникайте. Я должна рассказать // Звезда, 1965, № 2 и № 3.

78 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 373.

79 КЕЭ, т. 8, с. 262, 264.

80 Там же, с. 295, 302.

81 Г. Розенблюм. Крушение Чуда...: [Беседа с В. Перелъманом] // ВМ, Тель-Авив, 1977, №24, с. 120.

82 Л. Цигельман-Дымерская. Советский антисемитизм — причины и прогнозы: [Семинар] // "22", 1978, №3, с. 175.

83 Ю. Штерн. Ситуация неустойчива...: [Интервью] // "22", 1984, № 38, с. 135.

84 Л. Шапиро. Евреи в Советской России после Сталина // КРЕ-2, с. 379.

85 Ю. Штерн. Двойная ответственность: [Интервью] // "22", 1981, № 21, с. 127.

86 "22"*, 1978, № 1, с. 204.

87 А. Этерман. Истина с близкого расстояния // "22", 1987, № 52, с. 112.

88 А. Щаранский. [Интервью] // "22", 1986, № 49. с. 111-112.

89 Б. Орлов. Не те вы учили алфавиты // ВМ, Тель-Авив, 1975, № 1, с. 129, 132-133.

90 В. Богуславский. Галуту — с надеждой // "22", 1985, № 40, с. 133, 134.

91 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 415.

92 Г. Файн. В роли высокооплачиваемых швейцаров // ВМ, Тель-Авив. 1976, № 12. с. 133-134.

93 Р. Нудельман. Советский антисемитизм — причины и прогнозы: [Семинар] // "22", 1978, № 3, с. 144.

94 Э. Финкельштейн. Евреи в СССР... // Страна и мир, 1989, № 1, с. 67.

95 Там же.

96 КЕЭ, т. 8. с. 267.