Версия для печати темы

Автор: michael smolyak - Среда, 10 Ноября 2004, 21:00

Омар Хайям (1048-1122), выдающийся ученый и философ своего времени, остался в веках благодаря прославившим его четверостишиям о любви и дружбе, вине и винопитии, о поиске смысла жизни и еще о многом.

Мы - источник веселья и скорби рудник,
Мы - вместилище скверны и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир - многолик:
Он ничтожен, и он же - безмерно велик.

Автор: michael smolyak - Среда, 10 Ноября 2004, 21:14

поделитесь информацией в теме творчество омар хаяма

Автор: michael smolyak - Пятница, 12 Ноября 2004, 18:13

Поэзия мудрости

Белые и розовые лепестки плодовых деревьев падают на могилу Хайяма каждую весну, как и восемь с половиной веков тому назад.

Современник Хайяма пишет: "Однажды в городе Балы, на улице работорговцев, во дворце эмира, на пиру за веселой беседой наш учитель Омар Хайям сказал: "Меня похоронят в таком месте, где всегда в дни весеннего равноденствия свежий ветер будет осыпать цветы плодовых ветвей". Через двадцать четыре года я побывал в Нишапуре, где был похоронен этот великий человек, и попросил указать мне его могилу. Меня привели на кладбище Хайры, и я увидел могилу у подножия садовой стены, осененную грушевыми и абрикосовыми деревьями и осыпанную лепестками цветов так, что она была совершенно скрыта под ними. Я вспомнил слова, сказанные в Балхе, и заплакал. Нигде во всем мире до обитаемых его границ не бывало человека, подобного ему". Так говорят легенды об Омаре Хайяме, о его мудрости .и прозорливости, граничащей с ясновидением. Он предсказывал погоду, солнечные и лунные затмения, и он перевел стрелку мировых часов на дни весеннего равноденствия, перестроив исчисление времени по нуждам земледельцев, ибо он был великим звездочетом и болел сердцем за судьбы простых людей.

"Имам Хорасана; Ученейший муж века; Доказательство Истины, Знаток греческой науки; Царь философов Востока и Запада" - таков далеко не полный почетный титул Омара Хайяма в зените его славы. Мы мало знаем о его жизни, но по многочисленным легендам, свидетельствам современников и сообщениям позднейших историков мы можем представить себе основные черты его биографии.

Сохранился гороскоп Хайяма: "Его счастьем были Близнецы: Солнце и Меркурий находились в степени восхождения в третьем градусе Близнецов Меркурий был в перигелии, и Юпитер, смотря на них обоих, был в утроении".

Известный исследователь творчества Хайяма индийский ученый Свами Говинда Тиртха вычислил по сочетанию светил в гороскопе, что Хайям родился 18 мая 1048 года.

Омар Хайям родился в Хорасане., в древнем городе Нишапуре, в семье зажиточного ремесленника, быть может, старейшины цеха ткачей, изготовлявших ткани для шатров и палаток.

Очевидно, ремесло его предков было почетным, ибо Хайям - псевдоним поэта - происходит от слова "хайма" (шатер, палатка).

Получив первоначальное образование в родном городе, Хайям переезжает учиться в Балх. Для дальнейшего усовершенствования своих познаний в 70-х годах XI века Хайям поселяется в Самарканде - крупнейшем научном центре того времени.

Из всех наук молодого Хайяма сильнее всего увлекала математика. Славу ему принес не дошедший до нас трактат "Трудные вопросы математики" и последовавший за ним - "Объяснения трудного в заключениях Эвклида". Вскоре Хайям переезжает в Бухару по приглашению правителя, принца из рода Караханидов. Там он принят был с большими почестями. Правитель Бухары, беседуя с Хайямом, "сажал его с собой рядом на престол в знак наивысшего уважения".

К этому времени стремительно выросла и утвердилась огромная империя Великих сельджуков-выходцев из кочевого туркменского племени Огузов. В 1055 г. сельджукский султан Тогрул-бек завоевал Багдад и объявил себя духовным главою всех мусульман.

Халиф окончательно утратил всякую власть, что имело большое благотворное влияние на культурное развитие народов, населявших обширные страны Ближнего Востока.

При султане Малик-шахе империя Великих сельджуков простиралась от границ Китая до Средиземного моря, от Индии до Византии. Главою нового государства стал известный Низам-ул-мульк, образованнейший человек своего века, обладавший большим государственным талантом. При нем расцвели промышленность и торговля. Он покровительствовал наукам, учреждал в больших городах учебные заведения-медресе и восстановил Багдадскую академию "Низамийе".

По его приглашению Омар Хайям переселяется в столицу нового государства Исфахан и становится почетным приближенным султана.

Легенда говорит, что Низам-уд-мульк предложил Хайяму управлять городом Нишапуром и всей прилегающей областью. Хайям ответил: "Не хочу управлять людьми, приказывать и запрещать, а хочу весь свой разум посвятить науке на пользу людям!"

К этому времени Хайям известен как величайший астроном своего века. Ему поручено строительство крупнейшей в мире обсерватории. В результате его многолетних наблюдений за звездным небом, им была совершена реформа календаря за пятьсот лет до реформы папы Григория XIII.

Когда создавал Хайям свои четверостишия? Очевидно, в течение всей жизни, до глубокой старости. Он никогда не писал хвалебных од правителям, никогда не был придворным льстецом, ожидающим милостей и подачек. Мы представляем себе его человеком гордым и независимым, исполненным достоинства.

Его четверостишия - рубай - пробились, как родники, из глубин народного творчества. Каждое четверостишие Хайяма - это маленькая поэма. Хайям выгранил форму четверостишия, как драгоценный камень, утвердил внутренние законы рубай, и в этой области нет ему равных.

О Хайяме - ученом, философе - сказано много. До нас дошло восемь его ученых трудов - математических, астрономических, философских и медицинских. Это далеко не все его наследие. Многое или погибло, или еще не найдено. В одном четверостишии он говорит:


Тайны мира, что я заключил в сокровенной тетради,
От людей утаил я, своей безопасности ради.
Эта сокровенная тетрадь Хайяма приоткрывается нам в его великолепных четверостишиях, где он, с необыкновенной силой, глубоко и полно высказывает то, чего не мог сказать в своих научных трудах из-за суровых условий своего времени, из-за тяготевшего над ним гнёта религии. Как язвительно издевается он в своих стихах над показной святостью, над установлениями шариата, которые он считает бессмысленными, над всем, - что гнетет и давит душу живую. Он отрицает существование ада и рая, отрицает загробную жизнь, смеется над постами и молитвами, что было величайшим кощунством в глазах официальных ревнителей ислама.

Лев Толстой говорил, что художественное произведение нельзя передавать другими словами, оно должно само рассказывать о себе. Творчество Хайяма - одна из величайших вершин мировой поэзии - говорит само за себя. Все более приближается к нам и проясняется сквозь редеющий туман столетних разнотолков огромный, тысячецветно сверкающий мир поэзии и высокой мысли Омара Хайяма.

Восемнадцатилетний период жизни Хайяма в Исфахане был самым счастливым и творчески плодотворным временем его жизни под защитой могущественных покровителей.

В 1092 году заговорщиками был убит Низам-ул-мульк. Через месяц в расцвете сил умер Малик-шах. Началась ожесточенная борьба за власть. Империя стала разваливаться на отдельные феодальные государства. Средства на обсерваторию перестали отпускать. Положение Хайяма становилось опасным. Его враги и гонители подняли головы. Историк пишет: "Чтобы сохранить глаза, уши и голову, шейх Омар Хайям предпринял хадж (паломничество в Мекку)". Путешествие к святым меcтам в ту эпоху длилось иногда годами... Возвратясь из хаджа, Омар Хайям поселился в Багдаде, где стал как бы профессором в академии Низамийе. Нрав его изменился. Он стал суровым, замкнутым и "захлопнул дверь своего дома перед прежними друзьями и единомышленниками". Прошли годы, в стране установился сравнительный порядок. К власти пришел сын Низам-ул-мулька, стремившийся продолжать политику своего отца. Овеянный славою, великий ученый Омар Хайям вернулся в родной Нишапур. Ему к тому времени было, очевидно, более 70 лет. Последние годы жизни он провел на родине, в благословенном Хорасане, окруженный почетом и уважением лучших людей своего времени. Его гонители не осмеливались расправиться с ним.

Четверостишия Хайяма полны глубоких философских раздумий. Он скорбит над неустроенностью человеческих судеб, над обреченностью жизни человеческой. Эти четверостишия, очевидно, родились в годы его скитаний, когда он стал мишенью издевательств и преследований людей низких и лицемерных, которых он так всегда ненавидел.

Великий гуманист и жизнелюбец Хайям утверждает жизнь, прославляет красоту и духовное величие человека. Глубинный смысл его поэтических образов не дает нам поводов для мистического, суфийского их истолкования, но и за каждой реалистической картиной, будь то гончарная мастерская, или черепок кувшина, бывший когда-то черепом шаха скрывается глубокий и драгоценный символ: он воспевает возлюбленную, и хотя она смертна, как все люди, она становится божеством, ради которого он отрекается от рая. Он прославляет пир, но это пир высоких мыслей и благородных чувств- пир Платона. Чаша вина - это волшебная чаша Джамшида, чаша человеческого разума, объемлющего весь мир. Сборище пьяных гуляк оказывается кругом избранных мудрецов.

В некоторых четверостишиях возникают пейзажи, изумительные по чистоте и прозрачности красок. Хайям, столь много сказавший о кувшине, чаше и вине, не был ни пьяницей, ни гулякой. Великому мудрецу, ученому, трудившемуся весь свой долгий век до последнего часа, едва ли могло прийти в голову предаваться разгулу.

Вся поэзия Хайяма - это прославление величия духа человеческого, вся она проникнута верой в бессмертный творческий разум человека. Этим она близка нам. В этом - залог ее бессмертия.


из статьи В.Державина

Добавлено в [mergetime]1100272699[/mergetime]
для тех,кто читает Рубаи и хотел бы знать пояснения некоторых слов из древнеперсидского языка,употребляемых Омар Хаямом в своих изречениях:


Бурак - небесный конь, на котором Мухаммад совершил свой мираж-полет к высшим пределам неба.
Ханака - дервишеская обитель, монастырь.
Хырка - рубище, носимое суфиями и дервишами.
Зуннар - пояс определенного цвета, который были обязаны носить христиане, подданные мусульманских государей; зуннарами назывались также волосяные пояса, которые носили христианские духовные лица для умерщвления плоти.
Саки (соки) - виночерпий, кравчий.
Птица радости - Хума, Хумаюн (ср. Гамаюн русских сказок), легендарный образ древнеиранского эпоса.
Дей - десятый месяц персидского солнечного года, соответствует 21 декабря - 20 января.
Шабан, Раджаб, Рамазан - месяцы мусульманского лунного года.
Адам - первый человек. В соответствии с религиозным преданием, когда Аллах создал человека, все ангелы поклонились ему, кроме ангела Иблиса.
Иблис - сатана, дьявол.
Джамшид - легендарный царь древнего иранского эпоса, обладавший чашей, в которой отражался весь мир.
Джам - то же, что Джамшид.
Абу Сайд (X-XI века), Ибрагим Адхам (VIII век) - известные суфийские шейхи Их песни стали молитвами и священными гимнами.
Ринд - в прямом смысле - бродяга, кутила, гуляка. В таджикско-персидской поэзии образ ринда как воплощение свободолюбия и хулителя официального ислама противопоставлялся реакционному духовенству.
"Идолов чту" - здесь в смысле поклоняюсь красавицам.
Рабат - подворье, странноприимный дом; в иносказательном смысле - бренный мир.
Бахрам (Гур) - шах из династии Сасанидов - погиб в завале пещеры. Впоследствии пол именем Бахрам Гур становится героем многих сказаний и поэм.
Кей-Кубад - царь из мифической династии шахов древних иранцев.
Зухра - планета Венера. По легенде - прекрасная женщина, за красоту и игру на чанге взлетела на небо и превратилась в звезду.
Иса - Иисус Христос.
Човган - клюшка с загнутым концом, при помощи которой гоняют по лугу мяч при игре "човганбози", напоминающей поло.
Изед, Яздан - бог.
Мал - мера веса (примерно 8 кг).
Хосров - царь из династии шахов древних иранцев, один из героев иранских сказаний.
Муфтий - толкователь вопросов мусульманского права на основе шариата.
Кавус, Кубад, Тус - цари и герои «Шах-наме» Фирдоуси.
Ратль - большая чаша.
Барбат - музыкальный струнный инструмент, род лютни.
Табут - погребальные носилки.
Чанг - музыкальный инструмент типа цимбал (играют двумя палочками).
Михраб - сводчатая ниша в мечети, указывающая направление к Мекке, куда обращались лицом молящиеся мусульмане. У этой ниши обычно при молитве стоял имам.
Суфра - скатерть.
Зачем о черных письменах мне думать. Намек на слова корана о том, что никакая сила не изменит то, что "начертано каламом", т. е. предрешено от начала времен и навсегда.
Киёмат - Страшный суд.
Хум - большой глиняный кувшин для изготовления и хранения вина.
Касаб - бекасаб - сорт шелковой материи.
Майхана - питейный дом, кабачок.
Джейхун - арабское название реки Аму (Аму-Дарьи).
Рустам - легендарный богатырь, герой эпических сказаний древних иранцев, являющийся одним из основных действующих лиц «Шах-наме» Фирдоуси.
Хотам из племени Тай - легендарный бедуин, необычайная щедрость которого стала пословицей и воспевалась многими классиками таджикско-персидской поэзии.
Махмуд и Аяз (Аёз) - имеется в виду Султан Махмуд Газневи (998-1030) и его любимец Аяз. Взаимоотношениям Махмуда и Аяза посвящен ряд мистико-эротических поэтических и прозаических произведений.
Кей-Кавус - царь из мифической династии шахов древних иранцев.
Хызр - имя пророка, когорый, по преданию, нашел источник живой воды и выпил из него, благодаря чему обрел вечную жизнь.
Кадр - мусульмане обычно 27-ю ночь месяца Рамазана называют ночью кадр, т. е. ночью предопределения, в которую якобы был ниспослан аллахом в откровении коран.
Парвиз - победоносный, счастливый. Так звали (Хусрави Парвиза) сасанидского царя.
Юсуф - Иосиф Прекрасный. Образ Юсуфа широко применяется в таджикско-персидской поэзии как символ красоты и жертвы неслыханного предательства.
Фаридун - имя царя из мифической династии древнего Ирана, избавившей народ от тирана Заххака,
Пир - старик, старец, основатель или глава религиозного или суфийского ордена.
Симург-легендарная птица, по преданию, жившая в горах Каф, якобы окружавших всю землю по неведомым краям.
Кейван - планета Сатурн.
Надир - точка, противоположная зениту,
Кадий - мусульманский духовный судья, действовавший по законам шариата
Банг - индийская конопля, из которой изготовляют гашиш.
Кавсар - название легендарного источника - пруда в раю.
Рамадан - то же, что и рамазан.
Шаввал - название десятого месяца мусульманского лунного года. Следует после Рамазана - месяца поста.
Шариат - свод религиозных правил мусульман, установленных на положениях корана, а также предания, связанные с высказываниями и поступками пророка Мухаммада.
Каба (кабо) - верхняя длинная мужская одежда.
Туран - так называлась вся герритория, лежавшая по правую сторону Аму-Дарьи, куда входила, в основном, современная Средняя Азия.
Каландар - странствующий дервиш, отшельник.
Айван (айвон) - открытая галерея, терраса, веранда.
Четверо - т.е. четыре элемента: земля, вода, огонь, воздух.
Харабат - питейный дом и место веселья риндов. В таджикско-персидской поэзии харабат воспевается как символ свободы и радости.
Кааба - мусульманская святыня в Мекке.
Азан (Азон) - призыв муэззина на молитву.
Имам - мусульманское духовное лицо.
Парвин - Плеяды.
Аят - стих из корана.
Замзам - название колодца около мекканского храма. Вода этого колодца верующими считается святой и обладающей чудотворной силой

Автор: michael smolyak - Пятница, 12 Ноября 2004, 18:37

краткая биография великого мыслителя и философа и учёного своего времени:

Омар Хаям.
(1048 - 1123)
Гияс ад-дин Фатх ибн Ибрахим Омар Хайям Нишапури родился в 1048 году в Нишапуре, учился в этом городе, затем в крупнейших центрах науки того времени, в том числе в Балхе и Самарканде.

По оставшимся его научным трудам и сооощениям современников установлены некоторые детали биографии. Около 1069 г. он, находясь в Самарканде, написал трактат "О доказательствах задач алгебры и алмукабалы". А до этого были написаны два математических трактата. В 1074 г. он возглавил крупнейшую астрономическую обсерваторию в Исфагане, в 1077 г. завершил работу над книгой "Комментарии к трудным постулатам книги Евклида", в 1079 г. вместе со своими сотрудниками ввел в действие календарь.

В середине 90-х годов ХI в., после закрытия обсерватории, вызванного сменой правителей, Хайям совершил паломничество в Мекку. Об этом сообщает один из его недружелюбных биографов Ибн Ал-Кифти следующими словами: что он совершил паломничество "... придержав поводья своего языка и пера, из страха, а не из благочестия". Возможно, в это время он написал свой философский трактат на языке фарси - "О всеобщности бытия".

Последние 10-15 лет жизни Хайям провел в уединении в Нишапуре. Он мало общался с людьми. Об этом сообщает историк Бейхаки: "Был скуп в сочинении книг и преподавании..."

По-видимому, последние годы жизни Хайяма проходили тяжело. Он пишет:


Трясу надежды ветвь, но где желанный плод?
Как смертныи нить судьбы в кромешной тьме найдет?
Тесна мне бытия печальная темница,-
О, если б дверь найти, что к вечности ведет.


Он дружил в эти годы только с книгой. Как сообщает Бейхаки, в последние часы своей жизни Хайям читал "Книгу исцеления" Ибн Сины. Он дошел до раздела "О единстве и всеобщности" философского сочинения, вложил на это место зубочистку, встал, помолился и умер.

Таким образом, его биография мало отличается от типичной биографии ученого, стремительно поднятого на вершину служебной лестницы при одних правителях, интересы которых совпадают с его научными познаниями, и терпящего тяготы, опалу, когда на смену приходят другие правители.

Биографы, достаточно близкие к нему по времени, говорят в основном о его учености и научных трактатах.

Только Ибн Ал-Кифти пишет о стихах, "жалящих как змея".

В трудах советских исследователей на богатом фактическом материале неопровержимо доказаны исторические заслуги Омара Хайяма как ученого, который сделал ряд важнейших открытий в области астрономии, математики, физики и других наук. Например, математические исследования Хайяма и теперь имеют определенную ценность и переведены на разные языки мира.

Открытия Омара Хайяма впоследствии были подробно разработаны азербайджанским математиком Насреддином Туси и в его трудах дошли до европейских ученых.

Творчество Хайяма - это одно из удивительных явлений в истории культуры народов Средней Азии и Ирана и, пожалуй, всего человечества.

Если его труды принесли огромную пользу в развитии наук, то замечательные четверостишия до сих пор покоряют читателей своей предельной емкостью, лаконичностью, простотой изобразительных средств, гибким ритмом.

О поэзии Омара Хайяма исследователи судят по-разному. Некоторые считают, что поэтическое творчество было для него просто забавой, которой он предавался в свободное от основных научных занятий время. И все же рубаи Хайяма, не зная ни временных, ни национальных границ, пережили века и династии, дошли до наших дней.

Маленькая книжечка живет на его родине, в соседних странах, во всем мире, переходит из рук в руки, из дома в дом, из страны в страну, из века в век, будоражит мысли, заставляет людей размышлять и спорить о мире, о жизни, о счастье, срывает маску благочестия со святош-ханжей.

Прежде всего необходимо подчеркнуть, что Хайям в своих строках очень высоко ценит человека:



Цель творца и вершина творения - мы.
Мудрость, разум, источник прозрения - мы.
Этот круг мироздания перстню подобен,-
В нем граненый алмаз, без сомнения - мы.


Не сближает ли это Хайяма с деятелями Эпохи Возрождения? Великие гуманисты, деятели Ренессанса считали, что "человек - мера всех вещей", он - "венец вселенной", и боролись за возвращение человеку утраченного достоинства.

Хайям страстно желал переустройства мира и делал для этого все, что в его силах: открывал законы природы, устремлял взгляд на звезды, вникал в тайны мироздания и помогал людям освободиться от духовного рабства.

Однако в творчестве Омара Хайяма немало сложных и противоречивых проблем.

Ученый, который в области математики, астрономии и физики сумел уйти намного вперед своего времени, отставал в понимании законов развития человеческого общества. В результате этого поэт, встретивший в жизни много трудностей, о которые одна за другой разбивались его благородные мечты, переживший немало трагических моментов, в ряде своих рубаи уступает место фатализму, говорит о непредотвратимости судьбы, порой впадает в пессимизм.


О невежда, вокруг посмотри, ты - ничто,
Нет основы - лишь ветер царит, ты - ничто.
Два ничто твоей жизни предел и граница,
Заключен ты в ничто, и внутри - ты ничто.



Скептическое отношение к жизни на земле, отрицание этой жизни, отшельничество было широко распространено на средневековом Востоке.

Однако, даже в тех четверостишиях Хайяма, в которых на первый взгляд очень сильны пессимистические мотивы, мы в подтексте видим горячую любовь к реальной жизни и страстный протест против ее несовершенства.

Творчество Хайяма - еще одно доказательство того, что в средние века, в период инквизиции, всеобщего гнета духовное развитие человеческого общества не останавливалось и не могло остановиться.

Научное и литературное наследие Омара Хайяма служило и служит Человеку, являясь яркой страницей в культуре народов мира.

Автор: а идише маме - Воскресенье, 14 Ноября 2004, 5:12

Kol hakdoshim vkol hachamim
Shesig sicham lshnei haolamim
Choson kasav sigam se vsicham
Uzror afar pyoteihem satrumim.
Так звучит А.Хаям на древне-еврейском. И нтересно был ли он переведен на идыш?

Автор: michael smolyak - Воскресенье, 14 Ноября 2004, 22:03

идыш зародился на границах 11-12 веков,а позже евреи больше переводили с арамейского религиозную литературу,сочиняли и писали уже на самом идыш. я думаю,что в то время еврейскому населению европы было не до переводов восточных мыслителей на язык мамэ-лошен,как носителям нового языка,требуещий укрепления в массах евреев,разбросанных по разным странам,для свободного общения и передачи информации.

Автор: а идише маме - Понедельник, 15 Ноября 2004, 4:44

Я имела в виду современные переводы.

Автор: michael smolyak - Понедельник, 15 Ноября 2004, 20:47

На протяжении шести веков мастера художественного слова, писавшие на фарси (в X - XV веках фарси - "латынь Востока" - литературный язык персов, таджиков, курдов, азербайджанцев и ряда других народов), по праву представляли магистральную струю развития мировой литературы. Имена Фирдоуси, Саади, Хафиза, известны сегодня так же хорошо, как имена Гомера, Байрона, Пушкина.

В X веке завершается изгнание арабов из Средней Азии и Ирана. Это привело к пробуждению персидско-таджикской словесности после "веков молчания". Культивируется язык западных и восточных иранцев - фарси. Демократические идеи вторгаются в дворцовую панегирическую лирику, поэты возвеличивают не божественное начало и исключительные достоинства правителя, а обычные человеческие чувства. У истоков стоит провозвестник восточного Предвозрождения, "Адам поэтов" Рудаки. Вот один из характерных фрагментов его творчества:

Поцелуй любви желанной - он с водой соленой схож:
Тем сильнее жаждешь влаги, чем неистовее пьешь.

Осуждение социального неравенства, внимание к человеку и его Достоинству особенно характерны для X - XIII веков - наиболее блестящего периода персидско-таджикской поэзии. В это же время происходит становление основных ее форм, включая героический эпос с элементами драмы и лирики ("Шах-наме" Фирдоуси) и неведомые арабской поэзии философские четверостишия - рубаи (Рудаки, Абу Али ибн Сина, Омар Хайям).

Великий персидский поэт Омар ибн Ибрахим Хайам родился ориентировочно в 1048 году в Нишапуре. Нишапур - торговый и культурный центр Хорасана (провинция на северо-востоке Ирана), славившийся до монгольского нашествия своими медресе и знаменитой библиотекой. Окончив медресе в родном городе, юноша продолжил образование в Балхе, Самарканде, Бухаре. Изучал математику и физику, историю, философию и медицину, филологию и теорию музыки; основательно проштудировал труды древнегреческих мыслителей в арабском переводе. Вскоре обратил на себя внимание блестящими трактатами по математике.

В 1074 году Омар Хайам приглашен к могущественному правителю державы турок-сельджуков Малик-шаху в Исфахан (государство сельджуков простиралось от Средиземного моря до Китая). В течение 22 лет возглавлял Исфаханскую обсерваторию, составил астрономические "Таблицы Малик-шаха" и на их основе разработал самый совершенный в мире календарь ("Малик-шахово летоисчисление) - более точный, нежели ныне действующий Григорианский, принятый в Европе в XVI веке. Однако главная заслуга Хайама перед человечеством - его бессмертные рубаи (жанр философской лирики). Омару Хайаму в полной мере присущи характерные для поэзии восточного Предвозрождения - демократизм, гуманность, яркое восприятие картин природы и человеческих переживаний. В своих четверостишиях он решительно рвал путы средневековой схоластики и мистицизма.

Художник стремиться осмыслить вечный круговорот быстротечной жизни, отстаивает права человека на личное достоинство и на все доступные людям радости. Вместе с тем при всей широте кругозора он оставался сыном своего времени, высказывая подчас горькие сомнения относительно возможности познать и тем более, изменить несправедливо устроенный мир. Один из постоянных рефренов поэта - быстротечность и невозвратность времени, уходящего в вечность "словно ветер в степи, словно в речке вода". Однако в конечном счете мудрец рекомендует людям не скорбеть бесплодно в ожидании неотвратимых ударов рока, а "с толком истратить наличность", то есть успеть прожить жизнь в полную меру своих возможностей.

Современники выверяли реакцию на злобу дня и всевозможные житейские перипетии стихами Хайама, восхищались его "талантом и мудростью", остроумием и познаниями". Кое-кто возмущался вольнодумством поэта и очевидным несоответствием его суждений канонам шариата. Так, Наджад-Дин Рази, процитировав несколько рубаи, по поводу независимого тона обращений их автора к богу и явного его неверия в загробную жизнь (см. Омар Хайам. Рубаи.- Вступительная статья З.Н. Ворожейкиной Л.: "Сов. писатель ", 1986).

Первым в письменную поэзию ввел рубаи Рудаки. Омар Хайям трансформировал эту форму в жанр философско-афористический. В его четверостишиях спрессована глубокая мысль и мощная художественная энергия. Некоторые исследователи полагают, что, подобно античным стихам рубаи пелись одно за другим; отделенные паузой - как куплеты песни - поэтические образы и идеи получают развития от куплета к куплету, нередко контрастируя, образуя парадоксы. Надо полагать, именно эта особенность образного мышления замечательного художника позволила английскому поэту Эдварду Фитцджеральду объединить 101 из своих переводов хайамовских рубаи в поэму, выдержавшую в XIX веке 25 изданий. Нравственные мотивы - суждения о добре и зле, о справедливости и несправедливости - с одной стороны органично сплавлены у Хайама с представлениями социальными ("С той горсточкой невежд, что нашим миром правят...", "О мудрец! Если тот или этот мотек*..."), с другой - с философскими раздумьями о жизни и смерти, о соотношении материального и духовного начал в человеке, с высоким его назначением. Поэт непримирим к царящему в мире злу с сопутствующими ему низостью и глупостью. При этом даже исполненные скепсиса четверостишия становятся под его пером отточенным оружием в борьбе с рутиной, фанатизмом и социальной несправедливостью. Поэтизация же веселого застолья и куражей часто представляет открытую полемику с ханжами и начетчиками: вино в поэтическом контексте символизирует осуждаемые исламом земные радости.

Серьезные претензии предъявляет поэт богу: недостойные получают от него роскошные дары, а достойные идут в кабалу из-за куска хлеба... Поэт остроумно насмехается над корыстными и лицемерными служителями божьими, над безумным соблюдением множеством людей религиозных обрядов и предписаний ("Наполнить камешками океан...", "Один телец висит высоко в небесах...". Но, пожалуй, самым решительным выпадом против духовного закрепощения человека представляются следующие строки:

Дух рабства кроется в кумирне и Каабе,
Трезвон колоколов - язык смиренья рабий.
И рабства черная печать равно лежит
На четках и кресте, на церкви и михрабе.

В четверостишиях Хайама можно встретить кричащие противоречия - ироничное спокойствие все постигшего мудреца соседствует с отчаянной дерзостью бунтаря. Скорее всего, это не "полярно-противоположные, взаимно-исключающие точки зрения" (З.Н. Ворожейкина), а диалектическое единство противоположностей, взаимно дополняющих друг друга ("Человек, словно в зеркале мир, многолик").

Рубаи запоминались и стремительно распространялись разменной монетой живой разговорной речи, а автор нередко предпочитал остаться в тени. Не следует забывать, что восточное Предвозрождение, вследствие царившего на Востоке политического деспотизма и религиозной нетерпимости, так и не переросло в полное Возрождение.

Осуждая ложь, тщеславие, корысть и иные человеческие пороки, Хайам особенно суров в отношении больших и малых изуверов ("Если все государства, вблизи и вдали...", "Вы, злодейству которых не видно конца..."). Горестные его сомнения, неизменно побеждаемые жизнерадостным свободолюбием и неподдельной человечностью, приходят к нам из далеких столетий и завоевывают на всех континентах планеты верных поклонников прославленного мудреца. Его поэтические раздумья о смысле жизни, о незащищенности человека перед беспощадным роком и быстротечным временем, о вечном очаровании бытия и всего необъятного мира позволяют каждому из нас найти нечто сокровенное и еще никем не высказанное.

Скончался Омар Хайам в родном Нишанпуре в 1131 году. В этом веке благодарные потомки воздвигли ему лучший во всем Иране мавзолей.

Последовательность расположения четверостиший в целом соответствует плану: мотивы философские, социальные и нравственные.

из статьи н.полякова

Автор: michael smolyak - Среда, 17 Ноября 2004, 19:28

Однажды в городе Балы, на улице работорговцев, во дворце эмира, на пиру за веселой беседой наш учитель Омар Хайям сказал: "Меня похоронят в таком месте, где всегда в дни весеннего равноденствия свежий ветер будет осыпать цветы плодовых ветвей". Через двадцать четыре года я побывал в Нишапуре, где был похоронен этот великий человек, и попросил указать мне его могилу. Меня привели на кладбище Хайры,и я увидел могилу у подножия садовой стены, осененную грушевыми и абрикосовыми деревьями и осыпанную лепестками цветов так, что она была совершенно скрыта под ними. Я вспомнил слова, сказанные в Балхе, и заплакал. Нигде во всем мире до обитаемых его границ не бывало человека, подобного ему.



Глава империи Великих сельджуков Низам-ул-мульк, образованнейший человек своего века, обладавший большим государственным талантом, предложил Хайяму управлять городом Нишапуром и всей прилегающей областью. Хайям ответил: "Не хочу управлять людьми, приказывать и запрещать, а хочу весь свой разум посвятить науке на пользу людям!"

Его счастьем были Близнецы: Солнце и Меркурий находились в степени восхождения в третьем градусе Близнецов Меркурий был в перигелии, и Юпитер, смотря на них обоих, был в утроении.



Когда же современники его очернили веру его и вывели наружу те тайны, которые он скрывал, он убоялся за свою кровь и, легонько схватив поводья своего языка и пера, совершил хадж по причине болезни, не по причине богобоязненности, и обнаружил тайны из тайн нечистых. Когда он прибыл в Багдад, поспешили к нему его единомышленники по части древней науки, но он преградил перед ними двери преграждением раскаявшегося, а не товарища по пиршеству. И вернулся он из хаджа своего в город, посещая утром и вечером места поклонения и скрывая тайны, которые неизбежно откроются...



Омар читал "О божественном" из книг "Исцеление" (Авиценны). Дойдя до раздела "О едином и многом", он положил между листов какую-то вещь и сказал мне: "Позови народ, я сделаю завещание". Когда единомышленники собрались, он исполнил, согласно известным условиям, "стояние" и занялся молитвою. И отвратился от всего постороннего. Исполнив молитву на сон грядущий, он пал ниц на землю и сказал: "Боже! Поистине я познал Тебя по мере возможности моей. Прости меня, познание мое - заслуга пред Тобою!" И отдал Богу душу.




В момент гибели "Титаника", помимо сокровищ на сумму около 13 млн. фунтов стерлингов, на его борту находился бесценный манускрипт Омара Хайама "Рубайят".

Автор: michael smolyak - Понедельник, 22 Ноября 2004, 21:25

Рубаи - персидское четверостишие (множественное число - рубайят). Особый жанр поэзии - четверостишие со схемой рифмования ААБА. В каждом из них - хотя бы крупица юмора и (или) мудрости.
Поясним на примере:
А "Ад и рай - в небесах", - утверждают ханжи.
А Я в себя заглянув, убедился во лжи:
Б Ад и рай - не круги во дворце мирозданья,
А Ад и рай - это две половины души.

Допускается также схема рифмования АААА, хотя встречается гораздо реже. Возможны редифные рифмы (в конце всех рифмованных строчек - одно и то же слово или словосочетание) и внутренние рифмы:
А В жизни сей опьянение лучше всего,
А Нежной гурии пение лучше всего,
А Вольной мысли кипение лучше всего,
А Всех запретов забвение лучше всего.

Наряду с рифмованными двустишиями - месневи (маснави), (характерны для творчества другого персидского поэта Джалал-ад-Дина Руми (1207-1279) ), рубаи - исключительно персидский поэтический жанр, исконно народный (в фольклоре - дубайти или таране), не заимствованный из арабской литературы.

По-видимому, первым в письменную поэзию такие четверостишия ввел Рудаки. Омар Хайям утвердил внутренние законы рубаи, выгранил и трансформировал эту форму в новый философско-афористический поэтический жанр. Каждое его четверостишие - это маленькая поэма. Позднее, под влиянием персидской культуры, этот жанр был адаптирован и использован в других странах. Наиболее известным и ранним примером его появления в западной культуре, несомненно, является рубайят Омара Хайяма в переводе английского поэта Эдварда Фитцджеральда.

Некоторые исследователи полагают, что, подобно античным стихам, рубаи пелись одно за другим; отделенные паузой - как куплеты песни. Поэтические образы и идеи получают развитие от куплета к куплету, нередко контрастируя, образуя парадоксы. Именно это позволило Эдварду Фитцджеральду объединить 101 из своих переводов хайамовских рубаи в поэму, выдержавшую в XIX веке 25 изданий.

На русский язык Рубайят Хайяма переводили очень многие. К сожалению, не во всех публикациях указывается автор перевода. Попадаются "сборники лучших переводов" без какого-либо указания на имена переводчиков. Это нонсенс, поскольку при переводе стихов роль переводчика вполне сопоставима с ролью самого автора. Перечислим (в алфавитном порядке, чтобы никого не обидеть) имена известных нам переводчиков рубайят на русский, включая прозаические переводы:

Р.Алиев, К.Арсенева, К.Бальмонт, Ц.Бану, С.Ботвинник, В.Величко, К.Герра, В.Голубов, Н.Гребнев, А.Грузинский, В.Державин, В.Зайцев, Т.Зульфикаров, И.Ильин, В.Кафаров, С.Кашеваров, Л.Козловский, Н.Кононов, Я.Козловский, Ф.Корш, А.Кушнер, Т.Лебединский, Н.Леонтьев, С.Липкин, В.Мазуркевич, Х.Манувахов, Б.Маршак, В.Микрюков, И.Налбандян, А.Наумов, Л.Некора (Л.Н.), Л.Озеров, М.-Н.Османов, Л.Пеньковский, Г.Плисецкий, П.Порфиров, В.Рафальский, О.Румер, С.Северцев, Д.Седых, М.Сельвинский, Гл.Семенов, Т.Спендиарова, А.Старостин, Н.Стрижков, В.Тардов, Н.Тенигина, И.Тхоржевский, А.Умов, Я.Часова, А.Щербаков. А.Янов.

Приведем несколько примеров различных русских переводов одного и того же четверостишия с указанием использованного переводчиком стихотворного размера.

Вхожу в мечеть смиренно с поникшей головой.
Как будто для молитвы. Но замысел - иной.
Здесь коврик незаметно стащил я в прошлый раз,
А он уж поистерся. Хочу стянуть другой! Переводчик -.Л.В.Некора. Размер: 6-стопный ямб
Я в мечеть не за праведным словом пришел,
Не стремясь приобщиться к основам пришел.
В прошлый раз утащил я молитвенный коврик,
Он истерся до дыр - я за новым пришел. Г.Плисецкий. 4-стопный анапест
Вхожу я под купол мечети суровый,
Воистину - не для намаза святого
Здесь коврик украл я... Но он обветшал,
И в доме молитвы явился я снова. В.Державин 4-стопный амфибрахий
Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.
Не в жажде чуда я и не с мольбой:
Отсюда коврик я стянул когда-то,
А он истерся; надо бы другой! И. Тхоржевский. 5-стопный ямб

Небо - кушак, что облек изнуренный мой стан,
Волны Джейхуна - родил наших слез океан,
Ад - это искорка наших пылающих вздохов.
Рай - это отдых, что нам на мгновение дан. В.Державин. 5-стопный дактиль
Небо - пояс загубленной жизни моей,
Слезы падших - соленые волны морей,
Рай - блаженный покой после страстных усилий,
Адский пламень - лишь отблеск угасших страстей. Г.Плисецкий 4-стопный анапест
Свод неба - это горб людского бытия,
Джейхун - кровавых слез ничтожная струя,
Ад - искра из костра безвыходных страданий,
Рай - радость краткая, о человек, твоя! О.Румер 6-стопный ямб

До тебя и меня много сумерек было и зорь.
Не напрасно идет по кругам свод небес золотой.
Будь же тщателен ты, наступая на прах - этот прах
Был, конечно, зрачком, был очами красы молодой... К.Бальмонт. 5-стопный анапест
Месяца месяцами сменялись до нас,
Мудрецы мудрецами сменялись до нас.
Эти мертвые камни у нас под ногами
Прежде были зрачками пленительных глаз. Г.Плисецкий. 4-стопный анапест
Таким образом, переводчики использовали самые различные стихотворные размеры. При этом, философская направленность четверостишия увеличивает роль личности переводчика в процессе перевода и, соответственно, различие в его вариантах .

Следует отметить, что, будучи по форме исконно народными, рубаи Хайяма, и при его жизни, и после смерти породили множество подражаний. Поэтому установить подлинность тех или иных списков и их атрибуцию достаточно сложно. Исследователи расходятся в оценке их количества. Общее число рубаи достигает двух тысяч, но, по мнению многих ученых, ядро истинных стихов Хайяма не превышает ста.

Создание новых рубаи - подражаний Хайяму продолжается и в наши дни. Недавно, например, в гусарском клубе на "куличиках" проходил большой многоэтапный конкурс написания рубаи на различные темы. С нашей точки зрения, весьма полезным и интересным делом было бы создание на нашем сайте базы переводов рубайят на русский язык. Такая база могла бы содержать первоисточник каждого четверостишия на Фарси и все варианты его перевода с примечаниями и сведениями о переводчиках. Возможно также включение текста английского перевода. Разумеется, это очень большая работа, требующая финансовой поддержки, коллектива квалифицированных специалистов и достаточно большого времени. Мы готовы принять в ней активное участие, обращайтесь с предложениями.
Если мы кого-то забыли упомянуть или в чем-то допустили неточность, - обязательно напишите.

Автор: Laplandian - Четверг, 2 Декабря 2004, 18:09

Да, есть перевод рубаев на идише. К сожалению, не помню имени переводчика и не знаю, полный он был или частичный.



Ну, почему? Западные романы, повести, легенды про короля Артура и рыцарей Круглого Стола переводили на средневековый идиш. Просто территориально идиш с древнеперсидской поэзией практически никак не пересекался, вплоть до 20 века. На русский, английский и прочие европейские языки Хайяма ведь тоже перевели совсем недавно.

P.S. По-русски вообще-то принято писать идиш или просто еврейский язык.

Автор: michael smolyak - Четверг, 2 Декабря 2004, 21:52

ИДИШ это произношение евреев живущих на украине
ИДЫШ это произношение евреев европы и балтики
т.к я из Ленинграда,а евреи там говорят на идыш (диалект лытвиш).
к примеру:на украине говорят ЗАЙ ГЕЗИНТ или А ГИТЕ НАХТ
а в европе: ЗАЙ ГЕЗУНТ или А ГУТЕ НАХТ
разница в твёрдости произношения.Диалект лытвиш максимально приближён к германскому призношению,а почему называется лытвиш,потому что в те далёкие века Латвия и Литва были неотемлемой территорией Германии

Автор: Ирена - Четверг, 2 Декабря 2004, 22:05

michael smolyak

самое смешное. что это Вы объясняете Лапландцу. ' />
Миша, мой Вам совет - примите к сведению, что Лапландец и реб Йойл из Питера (автор известных статей по идиш, владелец идиш сайта и один из наших знатаков) - это одно и тоже лицо. ' />

Автор: Laplandian - Четверг, 2 Декабря 2004, 23:44

Еще раз повторяю: по-русски принято писать идиш. Существуют принятые нормы русской орфографии. Вы же не пишете Масква, потому что так звучит. На самом деле, скорее наоборот. Наиболее близкая к русскому ы гласная бытует в центральной и южной Украине, Бессарабии, юго-западной районе Белоруссии и кое-где в Прибалтике. Для балтийских стран в целом, тем более для польских, венгерских и галицийских евреев такое произношение нехарактерно.



Я тоже из Ленинграда, и тоже говорю аф идыш (белорусское произношение). Но правила русской орфографии от этого не меняются. Не согласен с транкрипцией лытвиш: там гласный почти идентичен русскому и, только согласный не смягчается.

Кстати, не все ленинградские евреи - литваки. Я знаю довольно много украинских и молдавских семей из Питера (хотя они составляют меньшинство).



Разное развитие еврейского вокализма на севере и на юге обусловлено внутренними причинами, а вовсе не немецким влиянием - на эту тему есть масса исследований. Северные диалекты еврейского языка весьма далеки от немецкой фонетики почти во всех отношениях. В некоторых аспектах фонетика разговорного литвацкого идиша отличается от немецкого больше, чем другие диалекты. Вспомните пресловутый сабэсдыкэр лосн (путаницу между ш и с, а также рядом других звуков в литовско-белорусских говорах).

Территория Германии тут совершенно ни при чем: еврейский в Литве мало контактировал с немецким, за исключением небольших пограничных зон (Курляндия). Окружающее евреев население, а также существовавшая там в древности еврейская община т.н. кнааним, говорили по-славянски - отсюда огромное славянское влияние на синтаксис, лексику, аффиксальную семантику и, частично, морфологию. В то же время, германская лексическая компонента сохранилясь практически неизменной вплоть до эпохи маскилим (18-19 век).

Автор: а идише маме - Пятница, 3 Декабря 2004, 4:20

Seir geierter herr Laplandian! Oib ir vet zifeilik a mul dermanen, oder ergez vi trefn, vi mi ken gefinen Amar Chayamen in idishn ibersezung, tit mir a toive, lozt mir visn. Ich chalesh nuch im avek. Mit achtung in grestn dercherez: A idishe mame.

Уважаемая A idishe mame,
я очень извиняюсь, но у нас всегда было принято помещать идиш текст с переводом. В этот раз я переведу, как умею (исправьте, пожалуйста, мой перевод):
Теперь он уже идет в Лапландию! Если вы когда-то встретите или вспомите перевод Амара Хаяма на идиш для меня, то вы сделаете мне большое одолжение. Я бы ушел за ним. Обратите внимание, что я: A idishe mame

Автор: Laplandian - Пятница, 3 Декабря 2004, 6:04

Да я бы с удовольствием, но это, к сожалению, весьма раритетное издание. В 20-30 годы был такой переводческий бум, чего только не перевели, и в СССР, и на Западе. Но сейчас все это лежит где-то по библиотекам и пылится. Скорее всего, перевод Омара Хайяма есть в библиотеке YIVO. Долларов за 50 можно отксерокопировать целиком, если очень хочется (они там дерут по 20 центов за страницу, или что-то около того).

Автор: а идише маме - Пятница, 3 Декабря 2004, 6:47

A groisn dank aich,herr Laplandian.Visn solt ir,as ich zaml Chayamen yurn lang.Ich hob im kimat in ale sprachn,efsher ezt, in aier zchis ,der Oibershter vet mich shoin mazliyach sain in ich vel im hubn oich in idish.A gitn shabes in a freilechn chanike.

Mita groiser dankbarkait in tumid mit grestn dercherez:A idishe mame.

Автор: а идише маме - Пятница, 3 Декабря 2004, 7:02

Браво!Перевод намного лучше оригинала.На будущее учту.

Автор: а идише маме - Пятница, 3 Декабря 2004, 7:19

Огромное спасибо уважаемый Ларландец!Всю жизнь я собирала книги А.Хаяма. .Т еперь бог даст с, вашей наводки, куплю его в переводе на евр.язык. C уважением и благодарностью: A idishe mame.

Автор: Ирена - Четверг, 9 Декабря 2004, 18:21

Как жутко звездной ночью! Сам не свой.
Дрожишь, затерян в бездне мировой.
А звезды в буйном головокруженье
Несутся мимо, в вечность, по кривой...

Рвется связей людских изначальная нить,
Привязаться - к кому? Что - любить? С кем дружить?
Человечности нет. Лучше всех сторониться
И, души не раскрыв, пустяки говорить.



О, умеющий помыслы в душах читать
И в минуты сомнений нам всем помогать!
Ты пошли мне раскаянье - для покаянья,
Чтобы мог покаянье мое Ты принять!



Ниспошлют испытанье - что сделаешь ты?
Причинишь ли страданье - что сделаешь ты?
Если горем убитый в моленье бессонном
Оскорбит тебя бранью - что сделаешь ты?



Ищешь Бога ты всюду и ночью, и днем,
Ищешь ты вне себя, слеп в мечтаньях о Нем.
Бог тебе говорит на наречиях разных:
"Ищешь где и кого? Я - в тебе же самом!"



Кто познанья вино призван в жизни вкусить,
Обо всем, что - не Бог, должен он позабыть.
Тем, кому дан язык, не дозволено видеть,
Тем, кто зрячим рожден, не дано говорить.



Удивленья достойны поступки Творца!
Переполнены горечью наши сердца,
Мы уходим из этого мира, не зная
Ни начала, ни смысла его, ни конца.



Те, что веруют слепо, - пути не найдут,
Тех, кто мыслит, - сомнения вечно гнетут.
Опасаюсь, что голос раздастся однажды:
"О невежды! Дорога не там и не тут!"



Можно ль первому встречному тайну открыть?
С кем о том, что я знаю, мне здесь говорить?
Я в таком положенье, что суть моей тайны
Перед миром, увы, не могу возгласить.



Покамест ты жив - не обижай никого.
Пламенем гнева не обжигай никого.
Если ты хочешь вкусить покоя и мира,
Вечно страдай, но не угнетай никого.



Где теперь эти люди мудрейшие нашей земли?
Тайной нити в основе творенья они не нашли.
Как они суесловили много о сущности Бога, --
Весь свой век бородами трясли - и бесследно ушли.

Автор: michael smolyak - Пятница, 17 Декабря 2004, 19:25

Литература мусульманского Ренессанса - это во- первых глубокая, эмоционально богатая лирика. Гете сравнивал цветистую палитру восприятия мира в персидской поэзии с восточной ярмаркой, с фантасмагорией красок, запахов, ощущений, которые символизируют красоту и полнокровность мира. Рядом с монументальной "Книгой царей" Фирдоуси, с поэтическими изумрудами Рудаки раскинулись и ажурные одеяние мудрой, пронизанной духом высокого гуманизма поэзии большого Омара Хайяма. Поэтические жемчужины поэта - оригинальные философски - лирические четверостишия (рубаи) -были присовокуплены востоковедами - переводчиками в сборник "Рубайят", который известен ныне во всем мире. В отличие от других поэтов Востока, Омар Хайям являть последовательным сторонником этого тяжелого жанра тюрсько - таджикской лирики. В рубаи три или и четыре строки рифмуются между собой. Этот популярный на Востоке поэтический жанр есть народным за своим происхождением.Рубаи исполнялись в сопровождении музыкального акомпонемента, один за одним, разграниченные паузами. Объединенные в тематические сборники, эти четверостишия пелись как куплеты одной песни, в границах которой и раскрывается лирический образ. Форма рубаи часто использовалась для изложения философских раздумий. Значительное место в них занимают мотивы любви и вина, которые трактуются, однако, как символы: любовь - любовь к Богу; вино - напиток из источника мудрости. Омар Хайям отшлифовывал форму четверостишия как драгоценный камень, определяя внутренние законы рубаи. Каждое четверостишие поэта - это маленькая поэма. Егорубаи философские по смыслу, им присущие аллегоричность и символичность языка. Они рационалистические по своей мировоззренческой основе, а их философия не религиозная, а научная. Девизом творчества Омара Хайяма могут быть слова: "Пусть живет Жизнь!" А каким оно будет после смерти - не известно никому, утверждает поэт. Все умрем, рассыпемся на порох, превратимся на глину, но воистину мудрый тот, кто прожил свой недлинный век по высоким законами доброты, любви и человечности:



Красота поэзии Хайяма - не страх перед "навесной судьбой" и не покорность ей, которая предопределяется полной немощностью человека, а восприятие жизни в его мгновенной красоте. Не всемирная скорбь, а наслаждение каждой минуты этой жизни. Не бегство в сферу идеальной, недосягаемой любви, а любовь к земной женщине. Не ужас перед смертью, а философское к ней отношение: "того, что, должно быть, бояться не надо". Омар Хайям стал известен европейскому читателю сравнительно недавно. Одна из первых работ Хайяма с небольшим предисловием об авторе была опубликована в Париже в 1851 году немецким математиком Францом Вёпке и называлась “Алгебра Омара Альхайями”. Книга содержала арабский текст и французский перевод алгебраического трактата. Однако для широкой публики она прошла почти незамеченной.Второе рождение Хайяма и начало его победного шествования по Европе, а затем по всему миру следует отнести к 1859году: именно тогда в Англии выходит в свет книга стихов “Рубайят Омара Хайяма” в вольном переводе Эдварда Фицжеральда. Сборник стал настолько популярным и завоевал такое признание, что уже через считанные месяцы стал библиографической редкостью.Интересно, что в России Хайям – поэт и Хайям – математик долгое время считались двумя разными людьми. Возможно, путаница произошла по следующей веской причине. Во времена Хайяма свои труды ученые писали на арабском языке. Не был исключением в этом отношение и Хайям, который почти все свои работы написал именно на этом языке. Рубаи же не предзначались для широкой публики, писались для себя, в минуты раздумий, и, конечно, выливались на бумагу на своём родном языке. Далее они получали распространение среди близких друзей поэта, также говорящих на персидском. Вот так и случилось, что в книгах, написанных на арабском языке (языке ученых), о нем говорят исключительно как о математике. Персидские же источники упоминают о нем как о поэте.Появилось целое направление в персидском литературоведении – хайямоведение. Со временем возникли и конкурирующие группы, которые различным, иногда противоположным образом, трактовали и образ самого Хайяма, и его рубаи.В суфийском духе, например, склонен был толковать рубаи Хайяма В. А. Жуковский. Он считал Хайяма поэтом, стремящимся к царству вечного, светлого и прекрасного, глашатаем созерцательной жизни и теплой любви к Богу. В таком же ключе задолго до Жуковского трактовал Хайяма французский его издатель Николя.Некоторые ученые XX века – Свами Говинда Тиртха, К. Смирнов - были согласны с выводом Жуковского. В трактовке же иранского исследователя Мухаммада – Али Фуруги Хайям был, прежде всего, правоверным мусульманином, а затем уже суфием, притом суфием, этические и философские взгляды которого не выходили за рамки ортодоксального ислама. Были и другие крайности. Ученые нынешнего столетия – А. Арберри, А. Кристенсен, Ф. Розен – декларировали совершенно иной подход к творчеству Хайяма. Они отказались от прежних оценок, доказывая при помощи собственных аргументов, что произведения поэта, за небольшим исключением, чужды мистике. Но у них Хайям превратился в безудержного гедониста, талантливого певца вина. Кстати, по поводу вина высказывается также немало противоречивых мнений. Есть много поводов полагать, что содержание этого слова у Хайяма исполнено чисто символического смысла. Сторонники второй точки зрения находили такие четверостишия, где, по их мнению, ни о каком суфийском подтексте не может быть и речи. Делался вывод: значит, и в остальных случаях вино у Хайяма выступает как материальная субстанция. Советские ученые А. А. Болотников, С. Б. Морочник, М. И. Занд и другие указывали на ограниченность односторонней трактовки образа Хайяма. Однако некоторые из них, критикуя предвзятое отношение к творчеству поэта, порой сами допускали досадные упрощения и натяжки. Например, у С. Б. Морочника Хайям – сознательный атеист, материалист и богоборец. Такой подход, разумеется, тоже неверен. Искусственное притягивание фактов – не самый убедительный аргумент в споре. Отрицать мотивы фатализма, скепсиса в рубайяте Омара Хайяма – значит искажать его. Прав в определённой степени М. Н. Османов, утверждающий, что в четверостишиях Омара Хайяма немало противоречий. Однако прежде всего эти противоречия объясняются “различным толкованием исследователей его четверостиший”. В процессе изучения такой выдающейся личности, как Хайям, биографы и исследователи столкнулись с очень важной проблемой: как подтвердить действительное авторство приписываемых стихотворений? Проблема серьезная, и вот почему. Подсчитано, что Хайяму приписывалось около пяти тысяч рубаи, хотя ни одна из древних рукописей не содержала более 300-400 четверостиший. Где же тот ясный и четкий критерий, который помог бы безошибочно определить истинно хайямовские четверостишия? Не существует ли прижизненного автографа хайямовских рубаи? Эти вопросы не давали исследователям покоя. И если споры вокруг первого то затухали, то разгорались вновь, обстановка вокруг второй характеризовалась порой полнейшим штилем. Каждая новая работа, выдвигавшая ту или иную версии, вызывала новую волну споров и дискуссий. Как только не изощрялись ученые в остроумных догадках, прибегая к различным научным приемам, чтобы определить авторство “странствующих четверостиший” (термин, впервые определенный Жуковским), приписываемых традицией то Хайяму, а то другим известным поэтам или анонимам. Поиск растянулся на многие десятки лет.

Одновременно с художественным переводом четверостиший Хайяма началось научное издание текстов рубайята. Одним из лучших стало парижское издание Ф. Николя 1867 года. Однако в вышедшей через тридцать лет работе В. Жуковского “Омар Хайям и странствующие четверостишия” он показывает, что из 464 рубаи парижского издания Николя 82 приписываются тридцати девяти другим поэтам, жившим позднее Хайяма. Вот эти-то рубаи он назвал “странствующими”. Затем были опубликованы труды англичанина Денисона Росса и датского ираниста Артура Кристенса, в которых они сообщали о 108 найденных ими “странствующих” четверостиший. Жуковский предложил считать подлинными только те рубаи, которые относят к Хайяму древнейшие исторические сочинения. Таких рубаи он насчитал всего шесть которые нашел в сочинениях автора XIII-XIV веков.В 1904 году Кристенсен публично объявил о своем новом взгляде на поэтическое наследие Хайяма. В традиции персидской поэзии, заявил он, в тексте той или иной поэтической жанровой формы входило обыкновение указывать имя автора. Поэтому надо искать четверостишия, содержащие имя Хайяма. Таких четверостиший он сам обнаружил только двенадцать. Многочисленных поклонников поэзии Хайяма подобный принцип отбора не убедил. Да и логика возражала против столь суженного подхода. В конце концов традиции традициями, но ведь и они канонизированы жесткими правилами, тем более в отношении рубаи, не всегда и не все персидские поэты придерживались их. Поэтому-то очень быстро концепция Кристенса потеряла многих своих приверженцев.Новый шаг в хаямоведении был сделан спустя два десятилетия. В 1925 году немецкий востоковед Ф. Розен в Берлине опубликовал рукопись, содержавшую 329 четверостиший. Он критически подошел к методу определения подлинности текста, разработанного Жуковским. Последний предлагал не считать принадлежащими Хайяму все без исключения “странствующие” четверостишия. Розен же справедливо заметил, что приписывание произведений одного автора другому может быть двухстороннее. Если Омару Хайяму приписывались чужие четверостишия, то и его собственные не избежали, возможно, той же участи. Он показал, например, что Жуковский ошибался, приписывая Талибу Амули, умершему в 1626 году, два рубаи. Эти четверостишия имеются в рукописи Хайяма, хранящейся в Бодлеянской библиотеке Оксфордского университета и датированной 1460 годом, то есть были написаны, по крайней мере, за полтора века до смерти Амули.Вклад Ф. Розена важен тем, что он показал: не следует отнимать авторство у Хайяма у всех ”странствующих” четверостиший; к проблеме атрибутики следует подходить с учетом текста древнейших рукописей. Он предложил считать подлинными шесть рубаи с упоминанием имени Хайяма (определенных Кристенсеном) и шесть других, которые приписываются Хайяму в древнейших исторических сочинениях. После тщательного отбора к этим четверостишиям он прибавил еще тринадцать из рукописи 1341 года “Мунис аль - ахрар”. Но поскольку два из них повторялись, то прибавилось всего одиннадцать. Вот эти 23 рубаи и должны были стать, по мнению Ф. Розена, пробным камнем, тем оселком, с которого следует приступать к изучению творческого наследия великого персидского поэта. Однако, несмотря на несомненные достоинства этого метода, его можно принять все же лишь условно, так как при определении стиля, идей и образов не существует твердого объективного критерия, приемлемого для всех исследователей.

Поиски не прекращались. Выдвигались новые и новые идеи. Через двадцать три года после своей первой публикации вновь возвращается к проблеме установления подлинного поэтического наследия Омара Хайяма А. Кристенсена. На этот раз датский ученый положил в основу исследования сличение шестнадцати самых древних из известных рукописей: Оксфордского университета (Бодлеянской библиотеке), Британского музея, Национальной библиотеки (Париж), Берлинской библиотеки, атак же двух изданий: калькуттского и Ф. Розена. Выводы на этот раз были более оптимистичные. Подлинными исследователь назвал те рубаи, которые приводились несколькими древнейшими, наиболее авторитетными рукописями. В результате ученый получил 121 рубаи. Как признали ориенталисты, научная база на этот раз выглядела солидно.

Венгерский ученый – ориенталист Б. Силлик в тридцатых годах нашего столетия опубликовал несколько работ, посвященных описанию рукописей Национальной библиотеки в Париже. Ему удалось обнаружить сборник литературно – художественных произведений ряда средневековых авторов. Антология датирована 1448 годом. Здесь он нашел 56 рубаи Хайяма. Однако Силлик не предложил конкретного метода критики текста.В 1936-1937 годах немецкий востоковед Христиан Ремпис публикует новые исследования, посвященные проблеме поэтического наследия Омара Хайяма. Все четверостишия, приписываемые Хайяму, он сгруппировал по времени их упоминания в источниках или рукописях. В первой группе оказались рубаи, датированные от 1122 до 1220 года, во второй – от 1221 до 1315-го, в третьей – от 1316 до 1410-го, в четвертой от 1411 до 1505-го, в пятой от 1506 до 1600-го. Для каждой из групп он вводит систему баллов. Чем дальше отстоит то или иное рубаи, упоминаемое в рукописях от времени, в котором жил и творил Хайям, тем меньше количество очков оно получает. Таким образом, Ремпис отобрал 255 рубаи, но затем счел целесообразным добавить к ним еще 47 близких по духу.Индийский философ и ориенталист Свами Говинда Тиртха, решив на деле испробовать прочность теории Ремписа, подверг такому тестированию все приписываемые Хайяму рубаи, и оказалось, что к тем 302 четверостишиям, которые отобрал Ремпис, следует еще, как минимум прибавить 402. Сам Тиртха в 1941 году опубликовал работу – одну из лучших в истории хайямоведения, - в которой как бы подытожил исследования ученых о Хайяме. Он приводит более тысячи рубаи с подробным указанием источников, в которых они встречаются.Через год на родине Хайяма выходит работа известного иранского ученого Мухаммада – Али Фуруги с текстом четверостиший Хайяма. Его концепция путей определения истинных рубаи Хайяма развивает отдельные положения В. Жуковского и Ф. Розена. Фуруги берет только те источники, которые датируются ранее конца XIV века, то есть до Хафиза Ширази, умершего, как принято считать, в 1389 году. Проанализировав путем проверок, сопоставлений сотни четверостиший, он отобрал 66. Мог ли Хайям, проживший 83 года, оставить после себя всего шесть с небольшим десятков рубаи? К 66 отобранным четверостишиям Фуруги еще прибавил 112 близких по духу и стилю, и составил сборник из 168 четверостиший. Но если к первым 66 рубаи можно согласится и принять за подлино хайямовские, то, что касается второй части отобранных ученым четверостишиям, они вызывают сомнения. Дело в том, что при отборе Фуруги руководствовался собственным литературным вкусом и интуицией. Это неизбежно должно было привести к субъективизму в оценках. Но, тем не менее, специалисты считают, что от этого метода не следует отмахиваться. Дело в том, что традиционное воспитание литераторов и литературоведов в Иране, как и во многих других странах Востока, включает в себя заучивания наизусть с детства огромное количество стихов. Образованный поэт или филолог порой знает на память не менее 25 тысяч бейтов (двустиший). Такой запас информации дает возможность выносить интуитивное, но порой действительно верное суждение об авторской принадлежности того или оного текста. Однако понятно, что, безусловно, гарантировать достоверность полученных результатов этот метод не может.В последние время появилось мнение о том, что существует серьезное препятствие, мешающее установить подлинность хайямовских текстов. Несколько пессимистически утверждение основывается на следующих фактах. Одна из вспомогательных дисциплин современного литературоведения – текстология – широко использует для атрибуции текстов сравнительные и статистические методы. С этой целью составляются специальные словники сравнительных текстов, частотные словари, устанавливается процентное содержание в текстах ключевых слов, словосочетаний, образных выражений. Но все это при достаточно большом объеме, как подлинного текста, так и текста, вызывающего сомнения. Для установления авторства приписываемых Хайяму рубаи этот метод применить нельзя, так как объем четверостишия слишком мал, чтобы проводить статистические подсчеты и сопоставления.А может быть, Хайям и в самом деле не писал рубаи? Ведь так и не обнаружен свод четверостиший, который был бы написан его рукой. Вопрос не оригинален. Однако уже то, что «на страже интересов» Хайяма стоят многочисленные древние источники, отвергает все сомнения на этот счет. Другое дело, что, может быть, поэт не записывал рубаи и не систематизировал их. В этой связи хотелось бы привести суждения известного востоковеда, члена – корреспондента АН СССР Е. Э. Бертельса: «Внимательный читатель не может не заметить, что среди рубаи значительное число трактует одну и туже тему. Мы находим как бы ”пучки” четверостиший, очень близких по содержанию и различающихся лишь мелкими деталями. Нам кажется, что одна гипотеза могла бы легко объяснить эту особенность четверостиший Хайяма. Известно, в какой трудной обстановке протекала вся его деятельность. Если даже «спокойные» историки писали о его стихах, что это «ядовитые змеи, жалящие шариат», то понятно, какой опасности он подвергался со стороны фанатичных богословов. Хайям, конечно, не мог и помышлять о собирании и распространении своих стихов …Возможно, что он писал их на клочках, обрывках бумаги, и, когда у него собиралась небольшая группа ученых, его единомышленников, Хайям в беседе за кубком вина читал им свои последние творения. Представим себе, что пять друзей Хайяма, придя домой, записали услышанные ими стихи, каждый с небольшими отклонениями, с заменой того или иного слова. Так возникло бы минимум шесть вариантов четверостишия, которые позднее, при собирании их, принимали за отдельные стихотворения. Число вариантов увеличивалось и при переписки рукописей» Тогда, может быть, вообще нет смысла в поисках? Не грозит ли ученым переход к откровенной схоластике? Поднять завесу таинственности помогут лишь новые находки, бесспорные методы исследования.Пока одни ученые спорят об атрибуции того или иного четверостишия, другие задумались над таким удивительным парадоксом: четверостишия Хайяма, известные и любимые людьми во всем мире, не были столь популярными у себя на родине. Хайяму не отдавалось предпочтения перед другими авторами, он даже не стоял в одном ряду с такими гигантами поэзии Ирана и Средней Азии, как Фирдоуси, Саади, Хафиз. Чем это объяснить? Ученые считают, вполне естественным могло быть такое объяснение. Особенность Хайяма в том, что он писал стихи не для услады слуха своих высокопоставленных покровителей, не для денег. Они выливались, может быть, в минуты тяжелых раздумий, в состоянии творческой неудовлетворенности или, наоборот, когда мир казался радостным и светлым. Здесь хотелось бы подчеркнуть слово «выливались». В результате появления лаконичные, понятные, порой удивительно мелодичные строки. Они как бы оголены и предстают перед читателем в форме прямо выраженной мысли. Персидская каноническая поэзия жила в то время другим. Больше почитались и ценились те поэты, кто умел создавать новые образы, по–персидски «маани». Однако смысл понятий «образ» в европейской поэтике и в персидской «маани» не тождественны. Вот что говорит по этому поводу М. Н. Османов: «В европейской поэтике образом называют применение различных средств поэтической выразительности. Можно, например, уподобить красавицу – розе, стан красавицы – кипарису, и тогда роза станет образом красавицы, кипарис – образом стройного стана. Созданный одним поэтом, этот образ при повторение теряет оригинальность, может превратиться в литературный штамп. В персидской поэзии все по – иному: в стихотворениях каждого поэта десятки раз встречаются «розы» и «кипарисы», но там они служат лишь своего рода основой образа, которая превращается в подлинный образ (маани) только с помощью привлечения новых стилистических и поэтических средств, установление новых семантических связей. Эти многочисленные вариации на одну и ту же тему – первооснову составляют одну из характерных черт персидской поэзии». У Хайяма же высокая художественность достигается, в общем – то за счет приема контрастности, неожиданных поворотов в тексте. Вот почему официальная персидская литературная традиция долгое время не решалась включить Хайяма вряд выдающихся мастеров художественного слова. Это основная причина. Другая, не менее важная, заключается в том, что у Хайяма форма рубаи является основной формой творчества. Рубаи, как главная жанровая форма, не встречается ни у кого из персидских поэтов, кроме Хайяма. Это понятно. Для создания новых художественных образов – маани – четырех строк слишком мало. В рубаи, разумеется, не может быть эпического начала, в этой форме невозможны детальные описания, психологическая детализация. Персидская лирика X – XI веков, из недр которой выросло творчество Хайяма, в основном развивалось в двух жанровых формах: касыда (панегирик) и газель (любовно – лирическое стихотворение). В форме рубаи писали преимущественно лирические или философские стихи, хотя, впрочем, изредка встречаются рубаи даже панегирического характера. Однако все же эта жанровая форма больше тяготеет к стихам философского плана, потому что даже интимно – лирические рубаи проникнуты у поэтов определенным философским настроением. Жесткие рамки рубаи требуют от поэта высокого мастерства и таланта. Избрав этот жанр, Хайям остался в нем непревзойденным.

Автор: а идише маме - Среда, 29 Декабря 2004, 3:12

А так звучит Омар Хайям на мамелушн:
Di hofnung vus der mentsh in harzn halt,
Vert ash -in oib si shaint ven oif-si falt
Asoi vi shnei oif midber's shtoib-gesicht,
Glanzt oif a vail in vert zegangen bald.

S'is modne,is es nit? ch'hob nit geheirt,
As di vus rien in der erd
Soll hubn ven derzeilt fin tribn veig,
Oif velchn eidn is zi gein basheird.

In oich di heste lere velche vert
Far ins antplekt in shtark varhert
Is blois a maise ins far shluf derzeilt
In vider bald zim shluf sich imgekert.

Автор: Ирена - Среда, 29 Декабря 2004, 4:10

а идише маме, спасибо ' />

Автор: а идише маме - Среда, 29 Декабря 2004, 4:48

Нет, это ВАМ и господину Лапландцу огромнейшее спасибо.

Автор: а идише маме - Понедельник, 17 Января 2005, 6:00

Mit sei hob ich der chchmes soim farseit,
In mit main mi dus vaksnzigegreit;
I

Автор: grgr - Среда, 13 Апреля 2005, 20:51

бридерс ун швестерс! ' />

(оч.скромно. но распушив усы)

в "общую" копилку о Хайяме:

1) В.Варжапетян "Запах шиповника" , "КНИГА", М. 1987

2) Г.Гулиа "Сказание об Омаре Хайяме", "ХУД.ЛИТ.", М. 1980

звиняйте, но линков немае .... :nnp:

зы
но ... кажется ... был рус/инг мемориальный сайт по сабжу.
они даже его ПСС "сверстали" ...

Автор: grgr - Воскресенье, 17 Апреля 2005, 0:02

в продолжение предыдущего ' />

http://www.geocities.com/CapeCanaveral/Hall/1436/collect.htm

там же есть скан Гулиа ' />

а гите вох, идн!

Автор: а идише маме - Суббота, 30 Апреля 2005, 2:25

A. Reyzen.
Inz iz nuent der "heyvl havulim hakl heyvl" fin koyheles.Frime idn leyenen es deym shabes fin chol hamoyed sikes in di shiln. Ober der skeptitsizm fin koyheles veyrt bashtralt mit a lichtikn in groysn gemit; mit a klign in eydeln shmeychl in oych mit deym gelaytertn troyer,vus grenetst zich ashz mit freyd.
Omar Chayam, vus dermant afile shtelnvayz in seyfer "koyheles",iz un a shtral,un a shayn. Der eyntsiker veyg -tsim shenk.Di eintsike trayst fin der fargenglechkayt gefint eyr in deym kos vayn,a mul oych bay der gilibte.
Koyheles tsveyflt, mi yoydeya.... Omar Chayam zugt oyf zicher,az dortn iz gur nishtu. Eyr getroyt nit in gloybt nit.
Veygn sotsiale Umgerechtikaytn, vus in koyheles veyrt mit azoy fil fayer geret, veygn di treyrn fin di baroybte iz bay Omar Chayam bloyz du a shvache undaytung.Eyr blitst mit gedanken, mit aforizmen.Eyr treft gur mit a vort,a farglaych in inzer harts in baveygt inz tsi fartrachtn zich. Kayn trayst far inz ober hot eyr nit, eyr zicht bloyz fargesn zich. Derfar vendn mir zich tsi zayne perzn bloyz,vi tsi a merkvirdikayt fin der vayter fargangenhayt. Omar Chayam iz a chuchem, vus halt aleyn veynig fin chochme.

Автор: а идише маме - Понедельник, 16 Май 2005, 5:31

Oyb ale midines fin fir ekn velt
In shtoyb veln lign,tsetrotn,tseshtert.
In doch,vet der ziger fin toyt nit antrinen,
In hershn vet er iber kleyn shtikl erd.


In leybn klig tsi zayn ,tzvey zachn miz men kenen,
Tzvey eytses gib ich dir,zolst zey far lib unnemen.
S'iz beser hingern , vi esn abi vus,
In beser zayn aleyn,in nit mit abi veymen.