Михаил Хейфец. Ханна Арендт судит ХХ век.
Дата: Saturday, September 25 @ 00:00:00 MSD
Тема: Off Topic


Продолжение


Вторая глава вторая названа у Арендт так: НАЦИОНАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО И ЗАРОЖДЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО АНТИСЕМИТИЗМА

По мнению философа, невозможно осознать особенности еврейской судьбы в XX веке, не вставив ее предварительно в контекст общеевропейской истории.

…В средневековой Европе население всех стран делили на сословия. Каждое обладало своими правами и наделялось обязанностями перед властью и обществом. Каркасом социальной структуры служили военные профессионалы. За службу рыцари выпрашивали (или выбивали) у повелителей немалую долю властных полномочий и привилегий. Постепенно в Европе сложился негласный союз королей с городами (с бюргерами, с буржуазией), направленный против дворянского своеволия, против рыцарского самовластия и анархии. Феодализм, средневековый строй с его поступенчатым делегированием властных полномочий от высших властей к низшим, стал дрейфовать к абсолютизму – к самодержавной и нераздельной власти центра над всем обществом.

Такую примерно азбуку истории излагали нам в школах по курсу истории Средних веков.

Какой же была роль еврейской общины в этой отлаженной за тысячу лет феодальной структуре христианских сословий? Зачем христианство вообще содержало в своей среде иноверцев?

Правители обычно использовали евреев как особое сословие, налагая на них, выражаясь по-старорусски, «тягло», которым не желало (или не могло) по каким-то историческим причинам заняться коренное население. Например, евреям предписывали вести международную торговлю. Отторгнутые от земли, легкие на подъем, они казались созданными для коммерции, особенно для торговли с нехристианским миром (скажем, для доставки кож с Балканских нагорий на западноевропейские рынки). У евреев имелся нужный для такой работы международный язык (древнееврейский), торговые дворы во многих городах разноплеменного мира… (Средневековые еврейские купцы пользовались известностью, например, и как работорговцы: ведь живой «товар» привозили издалека - из языческих стран в христианские или мусульманские... В те века работорговля считалась неким подобием нынешнего нефтяного дела - поставкой на рынок основных энергоносителей…)

Но постепенно сформировались в Европе большие города и сословия купцов-аборигенов. И власти «переквалифицировали» евреев на другую общественную роль – в секту ростовщиков. Денежные операции запрещалось вести западным христианам примерно с XIII века (Латеранский собор постановил, что брать «лихву» – значит торговать временем, т. е. чем-то таким, что принадлежит Богу Единому). Но без кредита ненатуральное хозяйство развиваться не может… И вот - финансовой сферой предложили заниматься иноверцам (даже монетное производство казна нередко отдавала в еврейские руки)…

Через века занятие финансами тоже перешло в руки христианских дельцов. «К исходу Средних веков еврей-ростовщик утратил былое значение, в начале XYI века они уже были изгнаны из городов и торговых центров в деревни и поместья… Поворотный пункт наступил в XYII столетии, когда во время Тридцатилетней войны мелкие, незначительные ростовщики сумели обеспечить продовольствием наемные армии в далеких краях и могли с помощью коробейников закупать провиант во всех провинциях… Тогда число придворных евреев увеличилось, поскольку каждый феодальный двор нуждался в «своем» финансисте… Собственность, которой эти евреи занимались, деньги, которые они ссужали, припасы, которые они закупали, - все считалось частной собственностью их хозяина, феодала, - фиксирует Арендт. - Ненавидимые или же, напротив, находившиеся в фаворе, евреи все равно не могли оказаться в центре какого-либо политического процесса…. Они были поставщиками во время войн и слугами королей, но сами не участвовали в конфликтах, да никто от них этого и не ожидал. Когда местные конфликты переросли в войны между нациями, евреи по-прежнему считались интернациональным элементом, значение и полезность которого заключались как раз в том, что они не были связаны с каким-либо национальным делом» (ibid, стр. 56-57). Евреи, хотя и жили на континенте, но политически вроде не жили – не включались в общественно-политическую и культурную историю Европы.

Со временем эта ситуация изменилась. Абсолютные монархи начали искать класс, на который можно было опереться столь же надежно, как, скажем, феодальные монархи могли опираться на «верное дворянство». Первым кандидатом в опоры виделся старый союзник тронов, буржуазия гильдий и цехов. Но хозяйственно поднимавшийся, численно росший, матеревший класс буржуа упрямо отказывался ввязываться в новые королевские дела (в силу своей природы частный бизнес вообще склонен уклоняться от общественных дел).

И постепенно в Европе возник тип государства, который в «марксистских» школах мы не изучали (хотя именно К. Маркс едва ли не ярче всех его описал - в «Восемнадцатом брюмера Луи-Бонапарта»). Ханна Арендт назвала новую политическую систему - «национальным государством».

«Национальное государство» представляло собой аппарат управления страной, расположенный вне и над классами и независимый от групповых интересов в обществе. Он выступал «в качестве истинного и единственного представителя нации в целом»…

Хорошо известно, замечает далее Арендт, как мало буржуазные классы стремились к участию в управлении государством, насколько легко удовлетворялись они любой формой государства, которой можно было доверить защиту прав собственности (так и хочется спросить: а кому, собственно, известно? Нас-то учили совсем другому!)… «Весь класс буржуазии оставался вне политической системы; буржуа видели себя только частными лицами, а уже потом подданными монархии или гражданами республики» (ibid, стр. 204).

Центральным принципом «национального государства» являлось равенство всех подданных перед лицом закона. Сословия с их набором обязанностей (и привилегий тоже) сменялись теперь классами, чей состав обычно был очерчен рождением в той или иной среде, но перед верховной властью закона эти классы почитались равными. (Забегая вперед, отмечу: отсюда вытекало громадное значение, какое в тогдашнем общественном мнении придавалось правовому порядку. Вот почему в странах и обществах Европы так близко к сердцу восприняли, например, дело Дрейфуса! Не судьба еврея занимала мир, а иное - право Франции называться национальным, т. е. цивилизованным по культурным показаниям века государством.)

Итак, промышленная и торговая буржуазия использовала свое огромное влияние лишь для оберегания от покушений кого бы то ни было на ее собственность! Это «равнодушие» буржуазии к национальной политике продлилось долго - примерно до конца XIX века.

Но оказалось, что «национальному государству», дабы реализовывать задумывавшиеся на верхах проекты, нужны были денежные инвестиции. Огромные! Попытки наладить союз с какой-то деловой группой кончались у правительств провалом. И у государственного аппарата остался единственный выход: самому создавать деловые предприятия, нужные ему для «общего интереса». Начиная с XVIII века, масштаб финансовых затрат казны становится столь значительным, что можно заговорить о возникновении в Европе особой ветви экономики - государственного капитализма.

Но бизнес, даже государственный бизнес, не способен развиваться без кредита (кажется, сегодня это особо доказывать не нужно?). Главный обладатель потенциальных кредитов в любой стране – это буржуазия. Но она инвестировала свои капиталы в частные предприятия, а не в казенные. Буржуазия не доверяла ни разуму, ни расчетливости казенных дебиторов, т. е. политиков и чиновников. Правительственные коммерческие начинания считались в глазах местных буржуа «непродуктивными» (вспомните хоть банкротство французского казначейства при Людовике XY!).

И у правительств не оставалось иного выхода, кроме как обратиться к новому финансовому союзнику. К еврейской общине.

Еврейские банкиры давно финансировали снабжение правительственных армий (например, некий еврей размещал на Лондонской бирже четверть займов лорда-протектора Кромвеля). В Париже Кольбер, генеральный секретарь финансов Людовика XIV, восхвалял «огромную пользу, приносимую евреями». Через сто лет, в середине XVIII века, банкир Калмер был пожалован Луи XV в бароны - «за услуги и верность нашему государству и нашей Особе» (ibid, стр. 52). В Австрии смерть финансиста Сэмюэля Оппенгеймера привела к денежному кризису не только казны, но лично императора Священной Римской империи. В Баварии еще в 1808 году 80% правительственных займов реализовывалось евреями!

Только евреи из лиц, традиционно связанных с финансовой сферой, считали возможным идти на сумасшедший риск и давать деньги дебитору, с которого невозможно взыскать долг в случае его недобросовестности (а финансовая недобросовестность казны считалась в те времена обычным явлением).

Между «национальным государством» и еврейскими банкирами оформился негласный союз. Евреи взяли на себя кредитное финансирование государственных проектов, мобилизуя средства свои и иностранных коллег, еврейских общин в других странах Европы (мелких ростовщиков, провиантмейстеров, богатых ремесленников и пр.). Правительство, в свою очередь, благодарило верхушку еврейства не только процентами, но и предоставлением весомых привилегий. Придворные евреи не только были избавлены от ограничений, которые налагались на еврейские общины в Европе (эти «полезные евреи», как называли их в Пруссии, имели право жить, где хотели, передвигаться по стране без ограничений, носить оружие), но, «как нечто привычное, получали дворянские титулы» (ibid, стр. 52).

«Золотой век» еврейских финансистов кончился к середине (и уж точно к концу) XIX века. Наступала эпоха империализма. Рост национального сознания граждан, понимание, что судьба народа зависит от судьбы отечества, укрепление парламентской системы, контролирующей правительственные прожекты, – все приводило к тому, что «национальное государство» могло, наконец, взимать с подданных суммы, какие не мог добыть ему никакой банкир-еврей. Правительственные облигации считались теперь самой надежной инвестицией для подданных любого государства Европы! Евреи-банкиры и армейские поставщики оставались, правда, важными финансовыми и хозяйственными помощниками государственных инстанций. (И Арендт не без юмора припомнила случаи, когда государственными делами занимались люди с антиеврейскими настроениями в юности. Заняв государственное кресло, они сразу разворачивались на сто восемьдесят градусов! Бисмарк в молодости произнес несколько антисемитских речей, но, став канцлером империи, стал надежным защитником евреев от антисемитских движений. Вильгельм II в роли кронпринца сочувствовал антиеврейски настроенному прусскому юнкерству, но мгновенно изменил эти антисемитские убеждения, как только унаследовал трон)... Арендт отмечает: среди западноевропейских народов евреи оказались единственными деловыми людьми, не имевшими собственного государства, но потому они стремились к союзу с любыми правительствами и любыми государствами – какого бы «цвета» правительства ни были! Так вышло, что евреи постепенно превратились в реальный субъект в политике Европы, и одновременно начались их претензии на участие в ее культурной жизни.

Евреи, конечно, не имели политических традиций, опыта, они слабо осознавали противоречие между обществом и госаппаратом, они не понимали очевидных опасностей, грозивших любой общине, поддерживавшей правительство. Более того, не понимали даже выгод, которые реально могли извлечь из проправительственной позиции! Скудные политические навыки были унаследованы ими из римского прошлого, когда народ защищали не собственные рати, а легионы империи, или из эпохи Средневековья, когда покровительствовали общинам «вышние силы» - светские феодалы и епископы. На основе старого опыта евреи Нового времени полагали, что покровители и защитники их народа, - власти, особливо высокие сановники, а вот низшие чиновники и особенно народные массы – евреям опасны. Возможно, исторически когда-то так было, но к XIX веку обстоятельства изменились, а укоренившиеся предрассудки бессознательно разделялись – как большинством еврейства, так и нееврейским большинством…

Сложилась политическая ситуация, когда евреи как люди, не понимавшие азов политики и не испытывавшие особого интереса к делам государственной власти, не помышляли ни о чем, кроме самообороны, причем весьма скромной. Ханна Арендт доказывает тезис просто: никто из евреев даже мысленно не прикидывал варианта с осуществлением того «всемирного еврейского заговора», который так активно обсуждали в нееврейской среде! Да, горюет философ, если б евреи хоть раз задумались об использовании возможностей, которые еще оставались в еврейском распоряжении в XX веке, Гитлер никогда не пришел бы к власти…

В поразительную наивность богатейших, пронырливых, ловких, образованных дельцов не могли поверить никакие нееврейские политики, политологи, писатели, публицисты. Выдающийся политик, австрийский канцлер Меттерних говорил: «Дом Ротшильда имеет во Франции большее значение, чем какое-либо иноземное правительство». Он предсказывал Ротшильдам: «Если мне суждено погореть, погорите и вы». Ничего, обошлись евреи без Меттерниха… И от Луи-Филиппа не получили они дивидентов в политике! Даже «трезвый и надежный», как Арендт определила, историк Гобсон заявлял в 1905 году (!): «Неужели кто-то всерьез полагает, что какое-то европейское государство может начать большую войну или выпустить крупный госзаем, если дом Ротшильда и связанные с ним люди будут против?» В тогдашнем мире господствовало марксистское, как сказали бы сегодня, убеждение, мол, крупная буржуазия диктует политику правительствам Европы, а уж финансовый-то капитал (традиционно связанный с еврейством) диктует ее первым. Между тем, у буржуазии, в частности, у Ротшильдов, до эры империализма вообще не имелось никаких политических предпочтений!

Чего добивались евреи от французского, скажем, правительства? Уж, конечно, не войн…(«Бизнес приходит только туда, где безопасно», - формулировал недавно бывший мэр Нью-Йорка Джулиани). На деле Ротшильды, как любые их соплеменники, никогда не были союзниками данного правительства. Они видели еврейство союзником «власти как таковой». Им понадобились всего сутки, чтобы от дружбы с Луи-Филиппом перейти в 1848 г в друзья к республике, а от Ледрю-Роллена те же сутки для доверительных отношений с Луи-Наполеоном (методы Ротшильдов, разумеется, были подобны методам их нееврейских коллег. Банкир Наполеона I Уврар, финансировавший Стодневную войну, предложил свои услуги Бурбонам сразу... Но что верно, то верно – евреи-банкиры предпочитали помогать монархиям: республика, как им думалось, выражала волю народа, а народу Ротшильды инстинктивно не доверяли.)

Политическое невежество евреев проявилось, например, в неспособности отличить традиционную христианскую юдофобию от нового явления – нараставшего политического антисемитизма. Ханна Арендт формулирует закон эпохи: сословия заменялись классами, каждый класс рано или поздно вступал в конфликт с государственным аппаратом и – вооружался политикой антисемитизма! Ибо единственной группой в обществе, которая выглядела намертво сращенной с государственной машиной, считалось еврейство. (Единственным классом, по Арендт, не заразившимся антисемитизмом, оставался рабочий класс, и это объясняется ею так: рабочие враждовали не с государственным аппаратом, а с другим классом, с промышленной буржуазией. В рядах же промышленников евреи значительным сектором никогда не были, потому рабочие не имели к ним претензий.)

Перерождение религиозной юдофобии в новое, политическое течение, в антисемитизм, ускорялось особым фактором: могуществом одного еврейского семейства. Дома Ротшильдов.

«Они появились на сцене большого бизнеса в последние годы наполеоновских войн, когда с 1811 по 1816 гг. почти половина английских субсидий странам континента проходила через их руки. После поражения Наполеона Европа повсеместно нуждалась в правительственных займах для реорганизации государственной машины. Ротшильды… сумели одолеть всех еврейских и нееврейских конкурентов в данной сфере. Дом Ротшильдов стал главным казначеем Священного Союза» (ibid, стр. 65). Центрально- и западноевропейское деловое еврейство сплотилось вокруг него, снабжало деловой информацией, использовало как посредника и организатора в крупных финансовых предприятиях. И для внешнего мира Семейство смотрелось символом еврейского международного сотрудничества в эпоху, когда прочие народы возглавлялись национальными правительствами! Более того: Великобритания, Франция, Австрия находились в напряженном конфликте, а вот британская, французская и австрийская ветви Ротшильдов - в деловой гармонии! Было над чем остальным призадуматься…

И еще обстоятельство: деловой этот кулак, подозрительный и загадочно-непонятный для современников, Дом выглядел особо страшным, потому что был… семейным! Арендт справедливо заметила: в истории евреев семья заняла важнейшее место. Евреи напоминали философу дворян («дворяне все родня друг другу», - писал А. Блок в «Возмездии»). Нерасторжимыми семейными узами народ как бы сопротивлялся растворению себя в других нациях! Оставшись в XIX веке без древней надежды на мессианское искупление, утрачивая постепенно традиционную народную культуру, евреи Западной Европы рассматривали семьи как свой последний оплот. Евреи видели себя большой, раскинувшейся по разным странам и даже континентам, семьей, которая сохраняла себя с помощью кровного родства - от агрессии чужаков.

Но - новый парадокс! Именно потому, что каждое государство Европы управлялось политико-чиновничьим аппаратом, нацеленным на пользу своей нации, евреи как внешний для этих народов элемент выглядели жизненно необходимыми для всех правительств континента – даже помимо финансовых нужд, о которых писалось выше. Все правители в XVIII-XIX веках, будь то якобинцы, республиканцы, реакционеры, реформаторы – имели общую черту: были заинтересованы в равновесии сил в Европе. Никто не мечтал захватить другую европейскую страну. Конечно, каждый крупный лидер хотел изменить баланс сил в Европе в свою пользу, но после Наполеона никто не смел (даже в мыслях) посягать на господство над всем континентом. Каждая страна сознательно стремилась - даже во время войн - изменить в будущем «баланс сил», и не более того... И пока общей целью наций оставался будущий мир, пусть на основе нового компромисса, евреи как вненациональный элемент виделись необходимыми политикам всех держав: они - участники любых тайных переговоров. Например, через еврея-банкира Блейхрейдера канцлер Бисмарк провел в жизнь план победной эвакуации германской армии из разгромленной Франции… Через него же Бисмарк установил тайную линию связи с премьером королевы Виктории – Дизраэли.

«Но как только политику стал определять лозунг «Победа или смерть!», как только война стала средством для полного уничтожения противника, евреи оказались никому не нужны», - пишет Арендт (ibid, стр. 58). И всемирная «семья» начала казаться – всем и каждому – ячейкой возможной государственной измены!

Вокруг еврейских общин стали сгущаться тучи. С одной стороны, евреи утеряли традиционное значение – не только в дипломатии (как посредники наций), но и в бизнесе. С другой стороны, каждая группа в обществе, из тех, что готовились к столкновению с правительством, рассматривала еврейство как этакую сверхнациональную организацию, как всемирно-семейный концерн, тайную свору, из тени управлявшую тронами. В евреях видели кукловодов, что реально водят марионетками-министрами. «В силу тесных отношений с государственными властями их неизменно связывали с властью, а в силу их замкнутости в узком, «семейном кругу» постоянно подозревали в том, что они тайно работают над разрушением прочих общественных структур» (ibid, стр. 67).



И тогда РОДИЛСЯ АНТИСЕМИТИЗМ



Появление политического антисемитизма (нерелигиозной юдофобии!) автор «Истоков тоталитаризма» связывает с новым в истории субъектом в Европе - секулярным (светским) еврейством.

Впервые антисемитизм возник, по ее мнению, в Пруссии. Ускорителем его рождения стала "революция сверху, революция реформаторов", свершившаяся в королевстве после вторжения Наполеона.

Старую систему управления, основанную на идеях просвещенного монарха Фридриха II, наследники “Фрица” преобразовали – в Пруссии установили режим «национального государства».

Прусские монархи отнюдь не желали «обращения» своих еврейских подданных, т. е. перехода в состав обычной христианской массы. Евреи нужны были королям именно как их слуги: Фридрих II, услышав о возможном крещении подданных, воскликнул: "Надеюсь, они не будут проделывать эту чертову штуку!» И его сановники неизменно поддерживали евреев – именно как полезную для правительства особую группу в теле прусского общества. Только она всецело и зависела от политики королевских властей и потому-то считалась для них важной.

…Создание чиновничьего сословия при Фридрихе и преемниках Арендт называет одним из самых выдающихся достижений будущей Германии. Это сословие провело реформы, необходимые стране, сделалось хребтом государственной машины, создав из Пруссии Германию – самое могущественное государство на континенте. "Они (чиновники – М. Х.) были лишены классовых предрассудков и враждебны привилегиям знати, которая их презирала. Через них говорил как бы даже не сам король, а именно монархия, всех превосходящая и всех подчиняющая", замечает Арендт (ibid, стр. 70).

После реформ 1809-1812 гг. были упразднены многие привилегии дворян, дарованы новые свободы (свобода торговли и т. д.)... Но в реальности красивая либеральная картинка выглядела куда более запутанным узором!

Например, явным порождением «вестернизированных реформ» явилось совсем не либеральное явление – зарождение в Пруссии «политического антисемитизма».

Оно возникло в среде местных аристократов.

Почему Ханне видится удивительным явлением, что именно консервативные элементы прусского общества придумали миф про изменников-евреев?

Потому, что совсем недавно, в канун реформ, когда выдыхался традиционный феодализм, аристократы всяко демонстрировали симпатию к евреям! Принимали их в светских салонах, сами посещали богатых евреек (например, дом «дщери банкиров» Рахели Варнгаген – ее судьбе Ханна Арендт посвятила целый роман!). И вообще, казалось бы, ну что могло прусских аристократов так сильно задевать в равноправии евреев? Основную массу евреев-бедняков (так называемых «ост-юден») Наполеон отрезал от королевства при начертании им новых границ, и «великие реформы» 1809-1812 годов юридически оформляли лишь те привилегии «полезных евреев», которыми де-факто они обладали давным-давно – хотя не по конституции, а в виде особой милости прусских королей…

Со стороны виделось, что «светские евреи» и аристократы сидят в одном лагере! Те и другие инстинктивно отвергали прогрессивно-либеральные ценности, у тех и других личность с ее неповторимым обликом, с правами человека, считалась малозначительным фактором в сравнении с интересами семьи, рода, «людей нашего круга»… Евреи и дворяне выглядели, как бы деликатнее выразиться… анациональными! Воспринимали себя как «европейцев вообще». Их родня жила в разных странах континента, государственная принадлежность и лояльность выглядели у тех и у других вторичными в сравнении с лояльностью к семейству, роду! И те, и другие верили, что сегодняшняя жизнь человека есть не столь важное звено в вечной цепи поколений…

Либеральные публицисты писали: от реакционеров страна способна избавиться, но сначала хорошо бы выкинуть из общества евреев - те и другие суть препоны для развития "данной нам от рождения личности". И потому-то парадоксом смотрелось, что буквально в одну ночь аристократы разорвали идейные связи с евреями и заложили начало политическому антисемитизму - сначала в Пруссии, потом во всей Европе XIX века.


Почему это произошло?


«Национальное государство равных граждан», провозглашенное либеральными министрами прусского короля, дворяне прозвали "новым вздорно-никчемным иудо-государством". Их «старые друзья», богатая еврейская группа, почиталась в обществе – справедливо почиталась! – связанной деловыми интересами с правительством. Аристократы не соглашались на отмену привилегий, на упразднение своего особого положения в обществе – а евреи, хотя по сути, конечно, были тут «не при чем», но удобней всего было использовать их как мишень в политической атаке на исполнительную власть в королевстве. Аристократы как бы возглавили все восставшее против начальства прусское общество!

Средний класс, буржуазия, конечно, немало приобрел в ходе новых реформ, но в целом оставался в ущемленном положении и потому поддерживал аристократов в их презрительной отчужденности от новых властей и, уж конечно, в неприязни к иноверцам, всяким «правительственным холуям»...

Прусских аристократов, «ранних антисемитов», евреи сами по себе не интересовали вовсе. Ханна Арендт доказывает это следующим аргументом: как только (после Венского конгресса) бароны вернули себе часть былого влияния на государственные дела, их антисемитизм… испарился. Снова превратился в весьма мягкую дискриминацию (когда в 1847 году, т. е. еще до новой революции, прусское правительство представило ландтагу законопроект об эмансипации евреев, почти все аристократы голосовали за еврейское равноправие!). Ново-прусское государство, в коем аристократы после Венского конгресса реанимировали свою былую роль, соблюло, однако, особую форму еврейского «неравноправия». Евреев делили на тех, кто государству нужен, и на тех, кто ему таки не нужен. Евреев, конечно, вытесняли и подавляли, но… не еврейских банкиров или евреев-бизнесменов, нет! Эти-то как раз пользовались благами и привилегиями, даже, пожалуй, большими, чем имевшиеся у их коллег, буржуа-христиан! Подавляли и унижали растущую еврейскую интеллигенцию: как раз ей закрывали доступ в университеты, перекрыли выход в любые государственные институции. Новое государство, действительно, оценило «особые еврейские услуги», но – никак не Права человека и гражданина.

Особо опасным казалось властям вторжение евреев в прусскую культуру! Власти пробовали если не отменить (понимая, что это, пожалуй, невозможно сделать!), но хотя бы замедлить рождение ассимилированной прусско-еврейской интеллигенции. Она состояла из людей светских, и потому прусские короли стали заботиться о… еврейских религиозных обычаях и ритуалах. В 1823 году Фридрих-Вильгельм III запретил проводить в иудейской религии "малейшие новации". Его наследник, Фридрих-Вильгельм IV, заявил: "Государство не должно ничего делать для дальнейшего смешения евреев и прочих обывателей королевства… Я желаю им всяческого добра, но хочу, чтоб они всегда помнили, что они евреи" (имелось в виду - религиозные евреи). Да и Бисмарк, защищая евреев от антисемитских нападок, возражал именно против атак "на состоятельных евреев, интересы которых связаны с государственными установлениями"…

(Как не отметить в скобках, что эмансипацию, т. е. освобождение евреев от унижений «по закону», либеральные политики Европы проводили, вопреки сопротивлению самой еврейской знати - так называемых «нотаблей». Началось это еще раньше, в XVIII веке, и Мирабо в Национальном собрании Франции возглашал: "Господа, вы не хотите сделать евреев гражданами, потому что они сами не хотят быть гражданами? В правительстве, которое вы создаете, все люди должны быть людьми, и вы должны изгнать из страны всех, кто отказывается стать человеком".)

Венский конгресс вернул Пруссии ее «восточные провинции» с тамошней массой евреев-бедняков, и тут выяснилось: никто, кроме немногочисленных сторонников Прав человека, не желал дать новым гражданам Пруссии тот статус, что уже был дарован их состоятельным соплеменникам на западе королевства. Не хотели еврейского равенства в правах и сами состоятельные евреи! Возможность мобилизовать деньги для казенных займов зависела от престижа этой «знати» внутри их общины, а потому политика «нотаблей» сводилась к тому, чтобы продержать евреев как можно дольше в национальной изоляции. "Для чего? А чтоб другие евреи зависели от богачей, и чтоб только к богачам обращались за займами христиане из власть имущих сословий" (Арендт, ibid, стр. 74). (Когда в XX веке равноправие еврейских масс сделалось реальностью, испарилась сила привилегированных богачей-евреев.)

…Итак, политический антисемитизм дворянства как бы исчез в эпоху Священного союза. Но, разбуженный аристократами, дух вовсе не ушел из Европы.

Новыми его вдохновителями стали… либералы и национально-мыслящие интеллектуалы!

Оппозиция Священному Союзу породила в Европе потоп антиеврейских памфлетов! Либералы выступали против евреев даже с большей яростью, чем дворяне («возможно, в силу меньшей искренности», ехидничала Арендт). Тогдашние «леваки» создали две антисемитские теории – еврейского "государства внутри государства" и еврейской "нации внутри нации". Все это названо Ханной Арендт «глупостью», ибо у евреев не имелось национальных политических амбиций - они просто считались единственной группой в обществе, лояльной по отношению к национальному государству. (Арендт, однако, не отрицает, что как социальное образование евреи, конечно, составляли особую группу внутри прусской и любой другой нации.) В Пруссии антисемитизм либералов и радикалов прожил недолго и обошелся без исторических последствий: погружаясь в либерализм, «леваки» вынуждены были отстаивать всеобщее равенство, всеобщее освобождение, ну, а в перечень кандидатов на освобождение евреи все-таки неизбежно попадали… Но под влиянием лево-либеральных кругов установилась литературная традиция, влияние которой можно почуять, скажем, в антиеврейских писаниях Маркса, несправедливо, по мнению Арендт, обвиняемого в антисемитизме.

(А почему, собственно, несправедливо, спросим у автора «Истоков тоталитаризма»! Ну, хотя бы потому, ответит нам Арендт, что такие аргументы написаны евреем – и задевали они Маркса так же мало, как аргументы против Германии, скажем, не задевали Ницше. Маркс жил и работал вне этих вопросов – сосредоточившись на классовой борьбе, на капиталистическом производстве, а в нем евреи почти не участвовали. Не уделяя внимания политическим проблемам, Маркс не исследовал и структуру современного ему государства, а также роль евреев в нем. Сильное влияние марксизма на рабочее движение в Германии явилось причиной того, что в рабочих движениях мы как правило не находим антиеврейских настроений, и единственным значительным антисемитом социал-демократического толка в Германии был Е. Дюринг. Евреи как группа, как община, не сыграли серьезной роли в классовых битвах эпохи.)



* * *



Далее Ханна Арендт «скачет галопом по Европам», исследуя весь спектр континентального антисемитизма. Зачем этот обзор ей понадобился? У меня есть подозрение, доказать которое не могу, что автору интуитивно хотелось обелить исторических «земляков», пруссаков: мол, не только в Германии существовал антисемитизм, и не худшего качества он был в ее-то стране... В Европе обнаружила она нечто похожее, что-то вызревало повсюду, только вот в Германии гнойный нарыв лопнул раньше всех и рассеял заразу на весь континент – но на подготовленную и унавоженную заранее общую почву.

...На востоке (в Польше, в Украине, в Румынии) юдофобия, по оценке Арендт, еще не вышла за старинные рамки религиозной антипатии к еврейству. Т. е. не переродилась в политический антисемитизм! Власти там надеялись передать важные буржуазные функции местному еврейству, но как раз оно, вопреки распространенным предрассудкам, не желало промышленно-капиталистического производства! Максимум, что создавали евреи в Польше, в Румынии, в Украине – громоздкую и малоэффективную систему услуг, знаменитый местечковый сервис. От них ждали чуда, грезили экономическим прогрессом, а они не оправдывали ожиданий, да еще конфликтовали с группами, из которых мог бы сформироваться при иной правительственной политике местный средний класс. Но, кстати, именно общераспространенность нелюбви к евреям в Восточной Европе лишила остроты все попытки использовать юдофобию в чьих-то политических целях. Отторжение еврейства от местных жителей на востоке Европы в XIX и в начале XX веков продолжало, по Арендт, носить прежний, вековой, бытово-религиозный характер.

Ситуацию в регионе Арендт описывает быстро-быстро, хотя в Восточной Европе жила тогда большая часть мирового еврейства. Раз не обнаружен исследователем политический антисемитизм, этот регион показался ей элементарно неинтересным. Но в книге для читателя из бывшего СССР мне видится полезным остановиться на той ситуации поподробнее.

Бросается в глаза следующая деталь: общая оценка Ханны Арендт совпала с тем, что видит на территории Российской империи А. Солженицын в книге «Двести лет вместе», написанной через полвека после «Истоков тоталитаризма».

Солженицын не отрицает антиеврейские элементы в политике российских монархов, но он считает их следствием религиозной нетерпимости и антикапиталистических предрассудков санкт-петербургских кабинетов. В России (Польша и Украина, как известно, входили тогда в состав Российской империи) власть не вела продуманной антисемитской, расовой политики, не существовало там и сознательной линии преследования евреев. «Утвердилось говорить: преследование евреев в России. Однако – слово не то. Это было не преследование, это была череда: стеснений, ограничений – да, досадных, болезненных, даже и вопиющих». Писателю юдофобская политика царских правительств видится не зловещей антисемитской системой, но вредной глупостью в ряду всех других ошибок и промахов сановников: «Россия не справлялась с дюжиной самых кардинальных проблем существования страны: и с гражданским местным самоуправлением, и с волостным земством, и с земельной реформой, и с губительным униженным положением церкви, и с разъяснением государственного мышления обществу, и с подъемом массового народного образования, и с развитием украинской культуры. В этом ряду она роково опаздывала так же и: пересмотреть реальные условия черты оседлости… Российские власти больше чем за столетие так и не сумели решить проблемы еврейского населения: ни в сторону приемлющей ассимиляции, ни чтоб оставить евреев в добровольном отчуждении и изоляции, в котором их застали век назад» («Двести лет вместе», М., «Российский путь», стр. 305).

Отсутствие политического антисемитизма в империи, кстати, объясняет громадность участия евреев в русской революции. Например, в Советы солдатских депутатов еврейских грамотеев из солдатской среды охотно выбирали товарищи, православные крестьяне, на любые посты при новой власти. И большевики тоже охотно использовали евреев в своем активе: раз политического антисемитизма в стране реально не имелось, еврейские кадры новую власть политически не компрометировали. Конечно, в стране существовал огромный ресурс христианской юдофобии, но церковь при любых условиях виделась большевикам непримиримым врагом и потому принципиально подлежала, по их представлениям, физическому уничтожению. Поэтому наличие религиозной юдофобии не ограничивало большевиков в их кадровой политике… Если считать верной конструкцию Ханны Арендт, то политический антисемитизм возник на территории России как раз не при царях, а уже при Советской власти, поскольку евреи, как прежде их соплеменники в Европе, оказались в это время «завязанными на власть»!

Например, страшные погромы на Украине в гражданскую войну можно объяснять не традиционной религиозной юдофобией, но еще и политической позицией украинского еврейства. Оно возражало (евреи-делегаты так и голосовали в Центральной Раде) против распада империи! Для евреев подобная позиция казалась естественно-национальной (в Австро-Венгрии они ведь тоже возражали против распада державы). Новые границы раскалывали еврейский народ, что называется, «по живому телу», рассекали семьи, торговые связи, дружеские контакты... Но украинские боевики (или, как теперь их называют, «полевые командиры») столь же естественно могли рассматривать евреев уже не просто как иноверцев и даже не просто как добычу для грабежа, но как группу, политически лояльную державным интересам Кремля! И вместо былой юдофобии зарождалось в будущей республике совсем новое для Восточной Европы явление – политический антисемитизм.

Все это, однако, происходило позже...



* * *



Иная ситуация наблюдается в противоположном географическом направлении - на западе и в центре Европы.

Во Франции, Австрии и пр. капитализм разорял низы среднего класса (по терминологии К. Маркса - мелкую буржуазию). Маркс предсказал «лавочникам» исторический крах, и действительность, казалось, подтверждала его самые мрачные прогнозы. Постоянно возникали жуткие аферы, в коих мошенниками выступали политики и аристократы, но посредниками почти всегда были еврейские авантюристы... Мелкие буржуа теряли в «пирамидах» сбережения и выталкивались вниз, в ряды пролетариата – по марксову рецепту!

Западноевропейские потомки цеховых и гильдейских ремесленников и торговцев веками были защищены от конкуренции - защищены цеховыми уставами феодальной эпохи. Теперь, теряя под ногами дно, они обвинили в этих бедах злобную «манчестерскую систему»! Негодовали на исчезновение социальной защищенности… И поскольку особенностью «свободной торговли» считался допуск евреев к профессиям, прежде запретным, к гильдейским и цеховым делам, мелкие буржуа считали евреев проводниками «манчестерской системы в ее крайнем варианте» (хотя ничто не могло быть дальше от истины, - заметила вскользь Арендт).

Мелкие дельцы вынуждались отправляться за займами к банкирам, банкир виделся буржуа таким же кровососом, эксплуататором его труда, как капиталист – рабочему. Правда, рабочие, хотя бы из марксистских книжек, да и из опыта тоже, знали, что капиталист, конечно, гад-эксплуататор, но и зачинщик производства, дающий всем средства к жизни. А в банкире мелкий буржуа чуял только паразита, которого несчастный дебитор вынужден в безвыходном положении брать незримым компаньоном в бизнес. (Видимо, таков моральный закон деловых отношений: человека, который использует деньги для приобретения новых денег, всегда ненавидят сильнее, чем человека, получающего прибыль в процессе производства, в котором он участвует прямо.) В глазах мелких буржуа банкиры выглядели чистыми паразитами, а не помощниками в использовании и эксплуатации производительных сил.

Фигура банкира в Европе носила (исторически) еврейские черты - и левое, революционное движение, опиравшееся на мелкую буржуазию, носило там политико-антисемитский окрас. Кредитами для малых мира сего занимались не крупные банкиры-евреи (эти ведали большими сделками, государственными займами), и социальное недовольство еврейским бизнесом парадоксально преображалось в политическую взрывчатку! Как бы само собой разумеющимся стало считаться, что ненавистные евреи начинают свой заговор с обирания нас, бедных, обиженных бизнесменов, а, в конце-то концов, к чему они стремятся? К захвату политической власти в стране! Кому ж неизвестны их особые отношения евреев с правительством? Социальная и экономическая ненависть придавала политической аргументации яростное звучание! Мимоходом Европа выяснила важный политический факт: антисемитские лозунги – эффективное средство, если кому-то для какой-то промежуточной цели требуется мобилизовать массы…



* * *



В последние два десятилетия XIX века стали возникать в разных странах политические партии антисемитов.

Согласно Ханне Арендт, первые антисемитские партии претендовали на представительство от имени всей нации и возжелали подмять под себя госаппарат, заняв позицию на самой вершине власти.

Она пишет, что программа антисемитских групп направлялась по сути против правительств, а не против других классов или сословий - даже не против еврейства! Прежде всего, их влекли международные дела, их революционный порыв был направлен не как у «левых», на реформирование своей страны, но в противоположном направлении - на разрушение политической структуры национального государства.

Почему антисемитам удалось победить иные реакционно-империалистические группы, тоже претендовавшие на роль "партий над партиями" (типа Всегерманского Союза)? Те имели лучшие шансы на победу на выборах в парламент, но… Но были сметены тогдашними антисемитами! Почему?

Программа антисемитов, пишет Арендт, воспринималась избирателями не как внешняя, имперская, какой была по сути, но как – внутриполитическая! Как борьба за то, чтоб вырвать власть у другой группы в обществе. У евреев. Антисемиты убеждали избирателей, будто они борются с евреями примерно так же, как рабочие - с буржуазией. И, атакуя евреев как тайную силу за спиной начальства, получали негласную возможность атаковать верховную власть нации.

Вторая особенность, принесшая антисемитам удачу: сразу были созданы объединения, нацеленные на все народы, - этакий анти-Интернационал! (Первый международный антиеврейский конгресс состоялся в 1882 году в Дрездене – три тысячи делегатов из Германии, Австро-Венгрии и России! Через год эти радикалы создали в Хемнице Всеобщий антиеврейский союз.)

Реальный успех «наднационального» антисемитизма, по мнению Арендт, вызывался подлинной, хотя подспудной общественно-исторической потребностью эпохи. После франко-прусской войны 1871 года европейцы интуитивно ощущали: традиционный «Концерт держав», организованный на национальном принципе, устарел! Не отвечает он новой ситуации... Ощущение мощно подпитывалось марксистским Интернационалом.

Сверхнационализм антисемитов казался противоположностью социалистическому интернационализму: он ставил себе целью создание суперструктуры для господства над всем континентом! Антисемиты любили порассуждать в националистическом духе, но готовились к разрушению государственности в собственной нации.

Правда, антисемитский порыв выдохся довольно быстро. Эра промышленного процветания, экономического чуда, вроде бы удовлетворила массы. Антисемитские партии как-то враз утратили былое значение, их лидеры, будоражившие общественное мнение полтора десятка лет, внезапно исчезли в потемках своего безумия и знахарского шарлатанства.

(продолжение следует)






"Еврейская Старина"





Это статья Jewniverse - Yiddish Shteytl
https://www.jewniverse.ru

УРЛ Этой статьи:
https://www.jewniverse.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=556
Jewniverse - Yiddish Shteytl - Доступ запрещён
Уроки идиш
Евреи всех стран, объединяйтесь!
Добро пожаловать на сайт Jewniverse - Yiddish Shteytl
    Поиск   искать в  

 РегистрацияГлавная | Добавить новость | Ваш профиль | Разделы | Наш Самиздат | Уроки идиш | Старый форум | Новый форум | Кулинария | Jewniverse-Yiddish Shtetl in English | RED  

Help Jewniverse Yiddish Shtetl
Поддержка сайта, к сожалению, требует не только сил и энергии, но и денег. Если у Вас, вдруг, где-то завалялось немного лишних денег - поддержите портал



OZON.ru

OZON.ru

Самая популярная новость
Сегодня новостей пока не было.

Главное меню
· Home
· Sections
· Stories Archive
· Submit News
· Surveys
· Your Account
· Zina

Поиск



Опрос
Что Вы ждете от внешней и внутренней политики России в ближайшие 4 года?

Тишину и покой
Переход к капиталистической системе планирования
Полный возврат к командно-административному плану
Жуткий синтез плана и капитала
Новый российский путь. Свой собственный
Очередную революцию
Никаких катастрофических сценариев не будет



Результаты
Опросы

Голосов 716

Новости Jewish.ru

Наша кнопка












Поиск на сайте Русский стол


Обмен баннерами


Российская газета


Еврейская музыка и песни на идиш

  
Jewniverse - Yiddish Shteytl: Доступ запрещён

Вы пытаетесь получить доступ к защищённой области.

Эта секция только Для подписчиков.

[ Назад ]


jewniverse © 2001 by jewniverse team.


Web site engine code is Copyright © 2003 by PHP-Nuke. All Rights Reserved. PHP-Nuke is Free Software released under the GNU/GPL license.
Время генерации страницы: 0.034 секунд