Лев Поляков. История антисемитизма. Эпоха Веры

П. АНТИСЕМИТИЗМ В ЭПОХУ ПЕРВЫХ ВЕКОВ ХРИСТИАНСТВА


Hовому учению, произошедшему из иудаизма и обращавшемуся к Богу Авраама, потребовалось три века борьбы, чтобы триумфально утвердиться на всех просторах Римской Империи. Невозможно себе представить, чтобы событие такого масштаба не оказало влияния на жизнь евреев, оставшихся верными древнему Закону. Эти последствия не заставили себя ждать и оказались очень значительными. Весь этот процесс, крайне сложный и иногда противоречивый, следует подробно рассмотреть с самого начала.

В нашем исследовании мы не будем останавливаться на вопросе о степени «исторической достоверности» евангелий, мы также воздержимся от того, чтобы высказывать свое мнение по поводу всего комплекса связанных с этим проблем, как то: биография Иисуса, подлинность приписываемых ему высказываний, точное содержание его учения и т. д. Похоже, что само понятие объективности теряет свой смысл, как только обращаешься к подобным проблемам. Каждый автор имеет по этому поводу свои, заранее сформулированные подходы, агностик не может не сомневаться там, где верующий не может не верить. Отметим однако, поскольку это крайне важно, что евангельский рассказ о суде над Иисусом содержит достаточно противоречий и неправдоподобных деталей, так что даже христианская библейская критика выразила сомнения по поводу некоторых моментов. Как писал протестантский историк Ганс Лицман: «... маловероятно, что рассказ Марка о ночном заседании си­недриона опирается на свидетельство Петра; по всей вероятности, это позднейшая христианская легенда... Можно задать себе вопрос, в какой степени в этом повествовании сохранились отдаленные воспоминания о подлинных событиях...» Что же до свободомыслящих историков, то (если они вообще не отрицают историчность существования Иисуса) они скорее склонны выражаться вполне откровенно, как, например, Шарль Гиньебер: «... этот суд производит впе­чатление фальшивки, неуклюже вставленной для того, чтобы возложить главную ответственность за смерть Иисуса на евреев (...) Вполне правдоподобным является то, что Назареянин был арестован рим­ской полицией, осужден и приговорен римским прокуратором, Пилатом или кем-то другимВ самом деле, хотя учение Иисуса и могло шокировать рядового знатока Закона, в нем не было ничего, что с еврейской точки зрения представляло бы формальную ересь: еще в конце I века такой знаток Закона как раби Элазар считал, что Иисус займет свое место в будущем мире. Первой христианской общиной была община Иерусалима, и ее составляли евреи, придерживавшиеся крайне строгих правил и не собиравшиеся менять что-либо. Эта об­щина не сталкивалась с регулярными преследованиями или внутрен­ними кризисами (В самом деле, знаменитый эпизод побития камнями Стефана, как он представ­лен в «Деяниях Апостолов», похоже, явился следствием внутреннего конфликта между «иудеями» и «эллинистами» в еще молодой общине. См. «Деяния Апостолов», 6,1— 6, а также комментарии по этому поводу Лицмана: Я. Lietzrnann, Histoire de l'Eglise ancienne, vol. I, p.70-71.). Члены общины покинули Иерусалим только после разрушения Храма в 70 г., и даже столетие спустя обнаруживаются следы этих «иудео-христиан», как их будут именовать позже.

Эти первые христиане самым тщательным образом исполняли все предписания Закона и предполагали распространять свое уче­ние только среди евреев. Только когда влияние христианской про­паганды вышло за пределы Иудеи, начало завоевывать диаспору и стало проявляться в еврейских колониях в Сирии, Малой Азии и Греции, только тогда и возникло настоящее христианство. Мы уже видели, что эти сильно эллинизированные колонии были окружены поясом «полупрозелитов» или, как бы мы сказали сегодня, «умерен­но сочувствующих», не желавших подвергать себя всем тем ограни­чениям, что и евреи из низших социальных слоев. Когда христиан­ская проповедь стала распространяться в этой среде, столь отлич­ной по духу от еврейской, апостол Павел, как об этом рассказывает­ся в Новом Завете, принял основополагающее решение освободить новообращенных христиан от заповедей Закона и от обрезания и благодаря этому сразу изменил ход мировой истории.

Это решение было принято далеко не без борьбы и сопротивле­ния внутри первых христианских общин, вызвав противостояние между ортодоксальными сторонниками христианской церкви в Иеру­салиме и модернистами из диаспоры, о чем имеются многочисленные свидетельства в «Деяниях Апостолов» и посланиях Павла. Это решение одним ударом превратило христиан из безобидных еврей­ских сектантов в опасных еретиков. Вероятно, можно видеть отражение этого в торжественном проклятии отступников, содержащемся в молитве «Шмонэ-Эсрэ». Наконец, это было решение, которое мно­гократно увеличило возможности для успехов христианской пропа­ганды благодаря освобождению новообращенных от суровых обя­занностей, налагаемых Законом, и уничтожению всех различий меж­ду прозелитами «сыновьями Авраама» и полу-прозелитами. Апостол Павел так объясняет свои действия: «С евреями я был евреем, чтобы обратить евреев; с теми, кто подчиняется закону, я был как они, ...чтобы обратить тех, кто подчиняется закону; с теми, у кого нет зако­на, я был как они, ... чтобы обратить их. Я был слабым со слабыми, чтобы обратить слабых...» В результате новая проповедь стала рас­пространяться гигантскими шагами.

Еврейские колонии диаспоры продолжали оставаться ее искон­ными очагами, но среди новообращенных христиан оказывалось все больше неевреев. Таким образом, и иудей, и христианин обращают­ся к Богу Авраама, оба они претендуют на единственно верную ин­терпретацию Его воли, оба глубоко почитают одну и ту же священ­ную книгу, но понимают ее каждый по-своему. Добавим к этому, что римские власти на первых порах, видимо, не делали особых раз­личий между теми и другими. Наиболее ранние латинские тексты, которыми мы располагаем, откровенно путают их друг с другом (Так, Светоний пишет в своей «Жизни двенадцати цезарей»: «Иудеев, постоян­но волнуемых Крестом он [Клавдий] изгнал из Рима» (Клавдий, 25).).

Похоже, что очень редко можно встретить ситуацию, столь силь­но способствующую возникновению непримиримой вражды.

То, что евреи диаспоры, гордящиеся своими старинными при­вилегиями, старались держаться на расстоянии от своих соперни­ков, что они при случае даже выдавали властям тех, кого они счита­ли опасными еретиками, не выглядит невероятным. Со своей сторо­ны христиане, эти диссиденты иудаизма, с горечью обнаруживали, что их пропаганда среди избранного народа не приносит больших результатов; поэтому им стало важно доказать всему миру, что Бог перестал считать этот народ избранным, чтобы передать эту роль «Новому Израилю». Разрушение Храма дало им для этого исключи­тельно сильный аргумент: столь страшная катастрофа могла быть только наказанием Господним; разве это не доказывает, что Бог окончательно отвернулся от Своего народа?

Некоторые еврейские тексты того времени выражают сходную мысль, но совсем иначе объясняют причины этой кары: согласно бен Азаю, Израиль был рассеян именно потому, что он отрекся от единого Бога, от обрезания, от заповедей и от Торы (Ekah Rabati, l, 1.).

С другой стороны, вследствие все более широкого обращения к неевреям христианская церковь незаметно впитывает в себя языче­ские влияния и очень быстро начинает приписывать Иисусу божест­венное начало. Начиная с этого момента его смерть естественно становится «богоубийством», самым ужасным преступлением, и этот чудовищный грех столь же естественно падает на голову евреев, ко­торые его отвергли; таким образом, доказательство их падения ста­новится окончательным. К тому же, вероятно, было тонким полити­ческим ходом освободить от всякой ответственности за это римлян, в чьих руках находилась вся полнота власти. В результате все встает на свои места: грех и искупление, отречение и новое избрание. Для существования христианства отныне было необходимо, чтобы евреи стали преступным народом.

Таким образом, с самых первых веков существования христиан­ства смешались разные причины исходного антагонизма между ев­реями и христианами, идет ли речь о соперничестве в прозелитизме, об усилиях привлечь на свою сторону доброжелательность власть предержащих или о требованиях теологии; во всем этом содержатся семена собственно христианского антисемитизма. Далее мы корот­ко рассмотрим эти вопросы.

        Что касается отношения римских властей к евреям с одной сто­роны и к христианам — с другой, оно несколько раз менялось на протяжении первых трех веков после возникновения христианства. Из писем Тацита и Плиния Младшего нам известно, что Рим на­учился отличать одних от других уже в начале II века. В эпоху, когда император Адриан запретил обрезание и когда разразилось в Палес­тине кровавое восстание Бар-Кохбы (132-135 гг.), усилия первых христианских апологетов были направлены на то, чтобы показать, что христиане не имеют никакого отношения к еврейскому народу и к Иудее и что они являются безупречными подданными Империи. Но преемник Адриана Антонин восстановил свободу отправления еврейского культа. В III веке перед лицом все более увеличиваю­щихся успехов христианской проповеди, когда уже во всех провин­циях Империи существовали многочисленные и активные христи­анские общины, начинается эра великих гонений на христиан, уд­военная ненавистью масс, которых раздражало присущее христиа­нам сознание собственной исключительности. В глазах языческих интеллектуалов последователи Иисуса были лишены даже такого смягчающего обстоятельства, как принадлежность к религии, разу­меется, абсурдной и раздражающей, но хотя бы обладающей черта­ми благородства, характерной для национальной традиции, уходя­щей в глубочайшую древность. А христиане были совсем новым, недавно появившимся источником раздражения, genus tertium (су­ществами «третьего пола»), как их дразнила толпа в цирке. Так что они оказались жертвами самого настоящего «переноса враждебнос­ти». Россказни Манефона или Апиона о позорном еврейском культе отныне прилагаются к культу христианскому. Как пишет X. Лицман, «всякий раз, когда случается какое-нибудь бедствие, чума или голод, разъяренная толпа громкими криками требует предать хрис­тиан смерти: «Пусть их бросят на съедение львам!» (В этих строках для автора-еврея звучат знакомые звуки.)

Нет ничего удивительного, что в этих условиях евреи пытались добиться какой-то выгоды для себя и объединялись с языческим лагерем. Тем не менее, известно много случаев похорон христиан­ских мучеников на еврейских кладбищах, а также, как об этом сви­детельствует Тертуллиан, евреи иногда предоставляли преследуемым христианам убежище в своих синагогах... Новый переворот произо­шел, когда христианство стало официально признанной религией, к чему мы еще вернемся.

Соперничество в прозелитизме также способствовало процессу восстановления евреев и христиан друг против друга. Хотя христи­анская проповедь оказалась гораздо более эффективной, чем пропо­ведь еврейская, это не означает, что иудаизм утратил свою привле­кательность, и его сторонники не прекратили своих усилий. Напро­тив, как свидетельствуют некоторые источники, во II и III веках они были даже более активными, чем ранее. Ювенал высмеивал «роди­телей, чей пример совращал детей», около 130 года. Когда несколь­кими годами позже император Антонин восстановил свободу от­правления еврейского культа, он позаботился о том, чтобы огра­ничить пропаганду иудаизма, и сохранил запрет совершать обреза­ние неевреям под страхом смерти или изгнания. Еврейские источ­ники сообщают, что многие известные ученые авторитеты Израиля той эпохи были прозелитами (Среди них называются р. Шемайя, р. Абтальон, р. Меир и даже сам знаменитый р. Акива.). В этих же источниках рассказывается о торжественных церемониях принятия прозелитов в III веке и пуб­личных собраниях, на которых прославлялась Тора. Кому же был адресован этот прозелитизм? Представляется вполне правдоподоб­ным допущение, что он охватывал обращенных в христианство не в меньшей степени, чем язычников. В самом деле, разве евреи не про­должали оставаться народом Библии, а их ученые мужи самыми опытными ее истолкователями? Разве самые первые экзегеты хри­стианства, вплоть до Иеронима, не отправлялись к раввинам в по­исках знаний? Разве в течение более двух веков христиане не жили по еврейскому календарю? Так устанавливались контакты, подчас весьма опасные для ортодоксии новой веры.

Не забудем, что на протяжении первых двух или трех веков сво­его существования христианская церковь еще не имела иерархической структуры и не знала никакого высшего органа, признаваемого всеми; каждая община могла трактовать священные тексты по-сво­ему, возникали бесчисленные секты и ереси, часто более или менее близкие иудаизму, так что престиж народа Писания получал мно­жество возможностей для своего утверждения и для влияния на умы.

Социальное положение евреев было далеко от того, чтобы они могли служить опорой для других. Вся проблема по-прежнему за­ключалась в следующем: кто лучше всех мог правильно трактовать Библию, чем народ, которому она был дана и который пронес ее сквозь века? Если христиане и евреи продолжали соперничать среди язычников, иудаизм вполне мог притягивать к себе и рядовых сто­ронников рождающегося христианства. А это приводит нас к соб­ственно теологическому соперничеству, которое находит свое край­нее выражение в том, что получило название «теологического анти­семитизма».

В начале Ш века положение о каре Господней для евреев было четко сформулировано Оригеном: «Итак, мы можем с полной уве­ренностью утверждать, что евреи никогда не вернут себе былого, поскольку они совершили самый отвратительный грех, организовав заговор против Спасителя рода человеческого... Поэтому стало не­обходимым, чтобы город, где Иисус претерпел свои страдания, был разрушен до основания, чтобы еврейский народ был изгнан со своей земли и чтобы другие были призваны Господом как счастливые из­бранники.» (Во время преследований христиан евреи не без иронии воспользуются этим же аргументом: «Неужели среди вас нет ни одного человека, чьи мольбы были бы услышаны Богом и остановили бы ваши несчастья?»)

Очень хорошо можно рассмотреть постепенное развитие «тео­логического антисемитизма» во всех деталях на примере медленной эволюции пасхальной литургии. Согласно Дидаскалии, одному из самых ранних дошедших до нас церковных документов, основным мотивом пасхальных ритуалов, видимо, было наряду с церемония­ми, « посвященными Страстям Господним», испрашивание проще­ния виновным и неверным евреям: «... Знайте же, братья мои, по поводу поста, которым мы постимся на Пасху, вы поститесь за на­ших ослушавшихся братьев, даже если они вас возненавидят... Нам следует поститься и плакать о них, об осуждении и о разрушении страны... потому что когда Господь наш пришел к еврейскому наро­ду, они не поверили тому, чему Он учил их...» (V, 14, 23).

Но вскоре большая часть христианского мира отбросила подоб­ные взгляды. В то же время уточняются новые мотивы праздника («Страсти и Воскресение Господне»); многие общины, и прежде всего римская община, постановляют изменить дату праздника, исчис­лять ее самостоятельно, чтобы тем самым избежать унизительной зависимости от евреев. В «Святую пятницу» молятся за язычников, так же как и за евреев; в конце концов, с IX века некоторые форму­лы римской литургии ясно указывают: «Pro Judaeis non flectant» He преклонять колени за иудеев»).

Уже в евангелиях можно заметить начало подобной эволюции. Разве не является «Евангелие от Иоанна», самое позднее по времени написания, одновременно и самым враждебным по отношению к евреям? В евангелиях можно найти и еще примеры. Конечно, то, что имя именно того апостола, который предаст своего учителя, со­впадает на иврите с названием Иудеи — родины евреев — могло быть простой случайностью. Но это слишком поразительная слу­чайность, чтобы не предположить сознательное желание сделать символическим позор, который отныне станет давить на избранный народ, — это истолкование психологически представляется более убедительным.

В этих условиях нет ничего удивительного, что начиная с IV века, и при этом в большей степени на Востоке, где евреев было намного больше, чем на Западе, проповедники начинают бросать в их адрес обвинения и проклятия, полные неслыханной ярости: «Губители Господа, убийцы пророков, бунтовщики и богоненавистники, они попирают Закон, глухи к милосердию, отвергают веру своих отцов. Приспешники дьявола, порождения ехидны, предатели, лжецы, по­мутненные разумом, рассадник фарисейства, вместилище демонов, проклятые, ужасные, палачи, враги всего прекрасного...» (Григорий Нисский). «... Синагога — это одновременно публичный дом и те­атр, логово бандитов и зверинец... Евреи живут только для того, чтобы набивать себе брюхо, всегда с разинутым ртом, они ведут себя не лучше, чем свиньи и кабаны с их чувственной ненасытностью и неслыханным обжорством. Они занимаются только одним: объеда­ются и напиваются...» (Иоанн Златоуст).

Христианский антисемитизм проявляется прежде всего и силь­нее всего в религиозной форме, но причины его разнообразны, про­тиворечивы и темны. От Зигмунда Фрейда, который видел причину в ревности «плохо крещеных», у которых «ненависть к евреям на самом деле является ненавистью к Христу», до Жюля Исаака, осудившего «обучение презрению», которое поддерживалось церквями вплоть до начала XX века, — каждый крупный автор настаивал на своих причи­нах и, разумеется, каждый отмечал какой-либо аспект истины.

Недавно американскому медиевисту Гавену И. Лангмуру уда­лось проникнуть глубже, чем его предшественникам, и осветить осо­бую тоску и беспокойство, охватывавшие простые и страстные умы средневековья, для которых евреи представляли самую ужасную опас­ность. Утверждение, согласно которому «евреи погубили Христа», пишет Лангмур, «выражает и одновременно подавляет истину совсем иного свойства: сознание, присущее христианам во все вре­мена, что евреи могли быть правы в том, что касается чисто земной природы Христа и призрачности их веры в его воскресение». Разно­образные обвинения в адрес евреев «олицетворяли собой фундамен­тальную угрозу: Христос мог быть всего лишь умершим человеком, а христианская вера могла погибнуть». В результате становилась со­вершенно бессмысленной вера в вечное спасение во Христе.

Именно в этих условиях евреи как свидетели главной ошибки христианства были превращены отцами церкви, и в первую очередь Августином, в «свидетелей его истинности». Лангмуру удалось по­казать, что только такой ужас высшего порядка может оправдать ту однообразную ярость, с которой крупнейшие христианские мысли­тели выдвигали свой главный аргумент при объяснении несчастий и падения евреев. Так, в 427 году Августин писал:

«Евреи, Его губители, которые не захотели поверить в Него, потому что было необходимо, чтобы Он умер и воскрес, с того времени попали под жестокий гнет римлян, были изгнаны из своей страны, где они уже находились под властью чужеземцев. Уничтоженные и рассеянные по свету, евреи, которых можно встретить повсюду, дают нам свидетель­ство своими Писаниями, что пророчества об Иисусе Христе не явля­ются нашей выдумкой (...) Итак, хотя они не хотят верить в наши Пи­сания, их собственные, которые они читают, не понимая их, исполняются сами собой».

А вот что писал Карл Барт в 1942 г.:

«Является общепризнанным, что существование евреев служит адекват­ным доказательством бытия Божия. Это адекватная демонстрация глу­бины человеческой вины и, тем самым, непостижимого величия божес­твенной любви{...) Евреи гетто осуществляют эту демонстрацию, не желая этого, без радости и славы, но они делают это. Им нечего свидетель­ствовать миру кроме тени креста Иисуса Христа, нависшей над ними».

***

В эволюции, описанной выше, особая роль принадлежит об­ширным районам, которым в последующие столетия суждено будет попасть под власть победоносного ислама — Вавилонии, Северной Африке и Испании. Поэтому важно рассмотреть ситуации в этих странах.

Вавилон

Среди всех еврейских колоний времен античной диаспоры самой древней, самой стабильной и безусловно самой многочисленной была вавилонская. Как известно, на протяжении тысячелетия ей дважды выпало сыграть принципиально важную роль в еврейской истории. Происхождение этой колонии относится к незапамятным временам, по крайней мере к первой организованной депортации сынов Израи­ля, а именно пленению десяти колен ассирийским царем Сарганом II в 720 г. до н. э. (В надписи на стенах дворца в Хорсабаде этот прави­тель называет их число — 27 290 человек).

Очень быстро следы этих десяти колен теряются; но несколько поколений спустя к ним присоединятся два колена из Иудеи, герои того удивительного духовного события, каким явилось вавилонское пленение. Можно смело сказать, что история иудаизма начинается в 586 г. до н. э. на вавилонской земле, и что была необходима эта насильственная разлука с родной землей и с Храмом, чтобы иудаизм получил свою печать универсальности и духовности. Без сомнения, первому изгнанию принадлежала определяющая роль в процессе ста­новления основных еврейских традиций: именно там зародилась непоколебимая верность Сиону и были искоренены последние остатки идолопоклонства. Там была осуществлена окончательная редак­ция Пятикнижия. И именно там эти пленники сумели извлечь урок из своей истории, научились находить смысл в своих испытаниях и сохранять этот смысл, там они выработали свою, присущую только евреям, историческую память. Еще более замечательно то, что во­преки трагическим мотивам 137 псалма (в Септуагинте — псалом 136, — прим. ред.) и Плача Иеремии, реальные условия жизни в плену не обнаруживают никаких трагических аспектов, скорее на­оборот. На Древнем Востоке переселение завоеванных народов было обычной политической акцией. И после ее осуществления ассирий­ские, вавилонские или персидские монархи предоставляли депор­тированным народам возможность жить и работать в мире, согласно обычаям их предков и под властью их традиционных вождей.

В этих условиях еврейские пленники — умелые и трудолюбивые земледельцы — быстро освоились на плодородных землях Месопота­мии, «строя дома и разводя сады» в соответствии с указаниями проро­ка. Книги Ездры и Неемии ясно показывают, что лишь меньшая их часть решилась принять участие в великом событии возвращения на родную землю, ставшем возможным через полстолетия благодаря пер­сидскому завоеванию. Значительная часть осталась в Вавилоне. В на­чале нашей эры некоторые города, в том числе Наардея, Пумбедита, Сура, Махуза населены почти исключительно евреями. Согласно са­мым достоверным современным статистическим оценкам, число ва­вилонских евреев достигало в III веке по меньшей мере одного мил­лиона человек. Вследствие политических потрясений, а также благо­даря обращению в иудаизм, иногда возникали еврейские государствен­ные образования: Адиабена, где местный правитель Изат перешел в иудаизм в начале 1 века; разбойничье царство, основанное в это же время двумя братьями Асинаем и Анилаем, от которых в течение пят­надцати лет «зависели все дела в Месопотамии"; тремя столетиями позже вокруг города Махуза возникло еврейское княжество, просу­ществовавшее, согласно средневековой хронологической книге «Седер Олам», семь лет. Но все это были события исключительные: не­смотря на свою многочисленность, евреи остались меньшинством, лишенным внешних союзников и большой политической власти. Точ­но так же, за исключением нескольких эпизодических конфликтов местного значения, парфянские цари позволяли им жить в мире, и их положение резко отличается от положения христиан, которых начи­ная с IV века преследовали как агентов Рима — исторического, мож­но сказать, наследственного врага Парфии.

Следует особо подчеркнуть, что в Парфянской (или Персидской) империи государственной религией был зороастризм, т. е. единственный культ, который независимо от иудаизма смог медленно подняться до монотеистической концепции, до понимания еди­ного морального принципа, повелевающего судьбами мира и людей... Некоторые отрывки из Зенд-Авесты, священной книги Заратуштры, производят впечатление замечательной откровенности и чистоты. Нет ничего удивительного в том, что (будучи прочитанны­ми столь издалека) они могли захватить воображение Ницше. Естест­венно, не может не возникнуть вопрос, были ли интерференции и заимствования (и какие именно) между обеими монотеистическими религиями.

Специалисты согласны в том, что еврейские заимствования кон­цепций окружавшего их мира сводятся к некоторым предрассудкам, порожденным богатой восточной фантазией, к нескольким вычур­ным описаниям демонов или ангелов, которые можно встретить в Агаде. Но эти заимствования ни в коей мере не повлияли на собствен­ные религиозные и этические концепции иудаизма. Справедливость подобных взглядов выглядит неоспоримой, если вспомнить, что Ва­вилонский Талмуд представляет собой окончательную кодификацию системы взглядов, выработанных в основном в Стране Израиля. Са­мое большее, совпадения и скрытые аналогии между учением Моисея и учением Зороастра при отсутствии прямой преемственности (что, естественно, благоприятствует развитию соперничества) могли спо­собствовать взаимопониманию, которое сделало участь евреев в Ва­вилоне столь безопасной и исключительно завидной.

Таким образом, полностью отбрасывая поиски симптомов «ан­тисемитизма», какой-то особой дискриминации, мы должны выяс­нить, что же представляла собой эта ситуация в один из важнейших периодов для будущего развития иудаизма в диаспоре.

В рамках Парфянской империи, все население которой было жестко разделено на замкнутые касты (духовенство, воины, чинов­ники, народ), евреи составляли отдельную касту, расселенную на определенной территории, и в границах своего поселения занима­лись всеми профессиями, известными тогдашнему миру, но больше всего сельским хозяйством. Речь здесь идет о настоящем закрытом обществе, которое пользовалось достаточно большой автономией. Во главе общины стоял эксиларх, титул которого передавался по наследству и который содержал в Нагардее пышный двор и подчинялся только самому царю. Его происхождение возводили к царю Давиду. Эксиларх имел всю полноту власти над своими подданными, а по отношению к царю выступал в качестве лояльного и пос­лушного наместника: это в Вавилоне был выработан традиционный еврейский принцип: «Закон страны - это закон» («Dina de malkhuta dina» (Закон страны — закон [для еврейской общины]). Этот принцип был впервые сформулирован в начале III века главой академии Нагардеи р. Шмуэлем.). Власть этого прин­ципа ограничивалась лишь авторитетом, которым традиционно поль­зовались мнения амораев (учителей), хранителей и распространите­лей священного учения и составителей Талмуда. Кстати, именно Талмуд является нашим основным источником сведений об исто­рии евреев Вавилона: среди тонких юридических дискуссий, сквозь причудливые переплетения легенд и притч Талмуда удается найти бесчисленные детали повседневной жизни и нравов. Читатель Тал­муда узнает о высоком уважении, которое мудрецы Израиля воспи­тывали по отношению к физическому труду, являвшемуся основ­ным занятием в ту эпоху и стоявшему гораздо выше торговли. Он также присутствует при тех сражениях, которые они вели за чистоту семейных нравов, в то же время проявляя достаточно четко выра­женное восточное презрение к женщине. Верно, что по большин­ству вопросов в океане Талмуда можно найти достаточно противо­речивые точки зрения (ученые находят особое удовольствие в спо­рах). Но есть одно положение, по поводу которого господствует пол­ное единодушие — это абсолютное предпочтение, отдаваемое уче­нию. Как весьма выразительно сказано в одном тексте: «Весь мир существует благодаря дыханию учеников»; была уверенность, что только усилия ученых и учащихся позволяют ежедневно отвращать от мира гнев Божий. С этих времен образование у евреев стало обязательным, бесплатным и всеобщим; само собой разумеется, что речь здесь идет об изучении священных книг. Однако некоторые талмудисты не пренебрегали и «греческой наукой», когда дело касалось точных наук, и занимались астрономией и математикой.

Многочисленное и компактное еврейское население имело в целом мало контактов с окружающим миром и на протяжении многих веков вплоть до арабского завоевания продолжало по традиции пользоваться арамейским в качестве повседневного разговорного языка. Удивительная стабильность положения евреев в Месопотамии находит подтверждение в некоторых формулах Талмуда, которые стран­ным образом диссонируют с классическими мотивами диаспоры, с постоянной ностальгией по Сиону, а некоторые учителя категорически запрещали покидать страну даже ради репатриации в Страну Из­раиля: «Тот, кто покинет Вавилон ради Палестины, нарушит библейскую заповедь», — уверял раби Йегуда бен Йехезкель, имея в виду один стих Иеремии. Своим ученикам этот мудрец даже запрещал учиться у ученых, приезжавших из Страны Израиля, Знаменитые учи­теля Рав и Шмуэль называли «Страной Израиля» районы Суры и Пумбедиты, где они преподавали. Можно сказать, что существовал настоящий комплекс превосходства вавилонских евреев, опиравшийся как на древность их общины, так и на преимущества их положения, и выражавшийся в формулах, вроде приводимых ниже:

«Все страны несовершенны по сравнению с Эрец Исраэль, но она сама такова по сравнению с Вавилоном».

«Вавилон всегда считается чистым, пока не появится причина, чтобы считать его нечистым. Напротив, другие страны считаются нечистыми, пока не появится доказательство, позволяющее объявить их чис­тыми».


Таков был тот оазис, в котором на протяжении почти тысячи лет находился основной центр иудаизма, где был составлен Талмуд, и чье влияние и престиж не имели равных во всей диаспоре. Как мы еще увидим, арабское завоевание еще больше усилит это превосход­ство. И хотя вторжения сельджуков положат этому конец тремя или четырьмя веками позже, значительная еврейская колония будет су­ществовать в Месопотамии вплоть до нашей эпохи, а точнее вплоть до 1950 г. н. э. В этом году почти вся община репатриировалась в Израиль, чем и завершатся два с половиной тысячелетия непрерыв­ного еврейского присутствия на «родине Авраама».

Северная Африка

История евреев Магриба уходит в очень далекое прошлое, к до­историческим временам, когда финикийцы начали колонизацию «Ифрикии» и основали город Карфаген. Эти события породили мно­жество легенд. Если верить знаменитому арабскому историку Ибн Халдуну, берберы как народ происходят из Страны Израиля, и яко­бы их первым царем был Голиаф. Согласно византийцу Прокопию, берберы являются потомками аморейских и иных племен, обращенных в бегство Иисусом Навином. Конечно, это только легенды, но они отражают тот несомненный факт, что за много веков до нашей эры семитские колонизаторы, те самые, которые основали Карфаген, принесли в Северную Африку свою культуру и свой язык, кото­рый был гораздо ближе к еврейскому, чем к арамейскому или арабскому. Совершенно очевидно, что некоторые местные культы Се­верной Африки в древности были буквально насыщены чисто еврейскими влияниями. Так, при раскопках порта Хадрумет были най­дены странные магические таблетки с именем Бога Израиля, иногда только с ним одним, иногда вместе с именами других богов. На них можно прочесть, например: «Я заклинаю тебя, дьявольский дух, находящийся здесь, священным именем. Это имя Аоф, Алаоф, Бог Авраама, Йао Исаака, Йао, Аоф, Абаоф, Бог Израиля...» Таким образом, не может быть никаких сомнений в том, что с самых древних времен евреи селились в Северной Африке, следуя за финикийцами и приспосабливая эти земли для распространения иудаизма, а тем самым и для христианства. Это объясняет, почему в течение первых веков нашей эры, еще до ислама, «в эпоху, которая продолжалась от Тертуллиана и Киприана вплоть до Августина, образование распространялось из Северной Африки на весь христианский мир Запада».

Итак, когда начался процесс массового расселения евреев по миру, а вопреки традиционным представлениям о связанных с ним бедствиях, о чем следует постоянно напоминать, он начался задолго до Иудейской войны и разрушения Храма, - то именно в Северной Африке они нашли самую гостеприимную встречу. Не случайно, по преданию, зафиксированному в Талмуде, десять утерянных колен яко­бы попали в Африку, а затем, по той же легенде, раби Акива в течение долгого времени находился в этой стране. Со своей стороны отцы церкви, такие как Иероним, Тертуллиан и Августин, множество раз отмечают древность и процветание еврейских колоний Мавритании, Нумидии и Ливии. Кроме того, в этих регионах иудаизм распро­странялся столь активно, в большей степени благодаря прозелитиз­му, чем вследствие иммиграции. Происхождение от общего предка, Авраама, придавало ему, учитывая всевозможные влияния, о которых мы уже говорили, высоко ценимые аристократические черты. Веро­ятно, постепенное и незаметное исчезновение древних финикийских колонизаторов объясняется именно их обращением в иудаизм.

Но хотя эти еврейские колонии, столь многочисленные в городах побережья, не особенно отличались от таких же колоний в Малой Азии, Сирии и Александрии, в начале нашей эры Северная Африка принимает совсем иную волну еврейской иммиграции, гораздо более интересную с точки зрения темы нашего исследования. Известно, что зелоты, оказавшие Веспасиану и Титу в 69-70 годах яростное сопро­тивление, не были полностью уничтожены во время Иудейской вой­ны: отдельным группам удалось перебраться в Киренаику, где евреи подняли в 112 году новое восстание («последний уголок в мире, где мы видим еврея с оружием в руках», как заметил Е. Ф. Готье) и углу­бились еще дальше на запад. Им удалось обратить в свою веру кочев­ников-берберов, которые обитали на самой границе пустыни и вели свою собственную войну с Римом. Похоже даже, что этим остаткам зелотов удалось занести свою религию еще дальше, южнее Тимбукту, к негритянским народностям Нигера - к фульбе. Уже более столетия это предположение, основанное на самых разных аргументах, архео­логических и лингвистических, обсуждается антропологами. В наши дни оно находит новые подтверждения в смутных исторических вос­поминаниях, которые постепенно проявляются по мере пробуждения самосознания этих народов. Пример фалашей, этой негритянской народности Эфиопии, сохранившей свой иудаизм, можно рассмат­ривать как еще один дополнительный аргумент.

Но что бы там ни происходило в древности к югу от Сахары, и какие бы легендарные еврейские царства там ни процветали, несом­ненно, что на севере целый ряд берберских племен в конце концов перешел в иудаизм. Культ Бога Израиля являлся для них мощным фактором сплочения и единства в тех битвах, которые они вели про­тив Римской империи. Когда же христианство стало в Риме офици­альной государственной религией, значение этого фактора еще боль­ше усилилось в ту самую эпоху, когда древние еврейские колонии побережья, испытывавшие всевозможные нападки и притеснения, приходили в упадок и исчезали, так же как и многочисленные ере­тические христианские секты. Иными словами, иудаизм закрепился в Северной Африке отнюдь не вследствие мирного процесса прозелитизма, а благодаря непримиримым воинственным жителям внут­ренних регионов.

Когда волны победоносного ислама обрушились на эти райо­ны, христианское побережье было быстро затоплено ими. В то же время берберские племена, исповедовавшие иудаизм, оказали ара­бам длительное и упорное сопротивление. Их главным опорным пунктом был горный массив Орес, во все времена служивший убе­жищем для непокорных. Ими командовала вдохновенная женщина, царица и пророчица по имени Кахина (Дихия бинт Таббит, про­званная арабами Кахина — «колдунья, пророчица», — прим. ред.).

В 69 году хиджры, т. е. в 688 г. н. э. Хасан (арабский полководец Хасан ибн ан-Нувас, — прим. ред.) попытался подчинить себе Орес, но вынужден был отступить, понеся тяжелые потери. Арабы отошли в Триполитанию, и в течение пяти лет Кахина была полновластной хозяйкой всего Магриба. Похоже, она была безжалостной прави­тельницей, но о ее эфемерном царствовании почти ничего не извес­тно, Арабские историки сообщают гораздо больше подробностей о ее смерти. Когда войска Хасана вновь перешли в наступление, ев­рейская королева узнала благодаря вещему сну, что она погибнет в грядущей битве. Тем не менее, она не уклонилась от боя, «потому что отдать свою страну захватчику было бы позором для ее народа», и погибла, повелев перед смертью двум своим сыновьям подчинить­ся врагу и принять ислам. Согласно арабским историкам, таков был конец господства иудаизма в Северной Африке.

Испания

Какие только теории не получили распространения по поводу происхождения испанских евреев! Испанские евреи могли законно претендовать на самую глубокую древность в том, что касалось их происхождения. Но уже с весьма ранних времен они старались еще более углублять в прошлое свою историю, возведя свое происхожде­ние к началу времен. Основным мотивом подобных утверждений было без всякого сомнения стремление доказать, что их предки ни в коей мере не участвовали в распятии Иисуса. К этому еще приме­шивалось навязчивое желание продемонстрировать, что они жили в своей собственной стране... Считалось, что надгробный камень Сагонта лежал на могиле Адонирама, легендарного слуги царя Соло­мона, отправленного им с поручением в эту далекую страну. Даже названия городов звучали весьма красноречиво: разве Эскалуна не была библейским Эскалопом? Македа - Македа? Хопе - Яффа? И даже само название столицы - Толедо - разве не происходило от слова Толедот (что значит «поколения»)? В соответствии с еще более фантастической этимологией совсем недавнего времени (а по­добные игры никогда не прекращаются) Андалусия - это сокращение слов )ан-Эден «рай». Эти легенды и множество других, по­добных им, были старательно собраны в 1799 году одним знатоком в самой католической Испании и опубликованы Королевской Акаде­мией в Мадриде, ибо не только одни евреи интересовались этими проблемами. Что же касается фактов, то они выглядят примерно так.

Аналогично ситуации в Северной Африке, можно с большой уверенностью предполагать, что евреи обосновались в Испании в очень древнюю эпоху, за много веков до нашей эры, вслед за фини­кийскими и карфагенскими колонизаторами, но какие-либо точ­ные доказательства в поддержку этой теории отсутствуют. Упомина­ния об этом, вроде бы обнаруженные в Талмуде, являются неточны­ми и спорными. Казалось бы, более точная информация содержится в Новом Завете, из которого мы узнаем, что апостол Павел посетил или собирался посетить Испанию во время своих путешествий (Пос­лание к Римлянам, XV, 24 и 28). Известно, что апостол нес «благую весть» только в те места, где жили евреи или примкнувшие к иудаиз­му. Евреи Испании должны были процветать и умножаться в тече­ние последующих столетий. Во всяком случае, в документах Эльвирского собора 300 года содержатся многочисленные и разнооб­разные рассуждения, призывающие христиан к бдительности в от­ношении евреев. Согласно «Словарю католической теологии», это был «самый ранний церковный собор, от которого сохранились дис­циплинарные каноны». Было запрещено под страхом изгнания из общины есть вместе с евреями (канон 50) и под страхом отлучения от церкви заключать с ними брачные связи или просить их благо­словить будущий урожай (канон 49). Эти принципы в последующие века распространятся по всей христианской Европе.

Ни выдвижение христианства в ранг официальной государствен­ной религии, ни потрясения, последовавшие за распадом Римской империи и германским вторжением, не смогли помешать распро­странению иудаизма в Испании. Лишь через три века иудаизм ста­нет объектом гораздо более суровых и тщательно разработанных законов, которые послужат прецедентом и будут копироваться в других странах в последующие столетия.

Вестготские короли, правившие Испанией с начала VI века, были сторонниками арианской ереси и вообще довольно терпимыми в делах веры. Но в 589 году один из них, а именно Рекаред, перешел в католичество и начал издавать эдикты против евреев, так же как и против своих бывших единоверцев ариан. Это были многочислен­ные законы, впоследствии еще более усиленные его преемниками. По поводу этих законов Монтескье категорически утверждал в «Духе законов»: «Мы обязаны кодексу вестготов всеми формулами, всеми принципами и всеми взглядами сегодняшней инквизиции; монахи лишь направляли против евреев законы, написанные в прошлом...


Законы вестготов устаревшие, неудачные, глупые; они отнюдь не достигают своей цели; в них много риторики, но мало смысла, они неглубоки по содержанию и напыщены по стилю

Что бы ни думать об этом рассуждении в целом, нет сомнений, что через несколько веков после Кодекса вестготов инквизиция, да­лекая от того, чтобы создавать что-то оригинальное, занялась тем, что стала черпать из запаса текстов, разработанных теологами и юристами VII века и отличающихся бессмысленной тщательностью и скрупулезностью. Об этом еще пойдет речь в следующих главах. Сейчас они интересуют нас только постольку, поскольку почти за тысячу лет до Торквемады они породили реакцию «марранизма» до появления самого этого понятия (т. е. ложных обращений в христи­анство, в то время как в тайне продолжал исповедоваться иудаизм), а также сильные антихристианские настроения.

Что касается ложных обращений в христианство, то распро­страненность этого явления становится очевидной при анализе тек­стов законов, направленных на разоблачение мнимых христиан. В частности, бывшие евреи должны были представать перед своим епископом каждую субботу и каждый еврейский праздник, чтобы доказать, что они больше их не соблюдают. А если они отправлялись в путешествие? В этом случае обращенный в христианство должен был представать перед священником на каждом этапе своего пути и получать от него свидетельство о несоблюдении субботы, каковые он предъявлял священникам соседних приходов, а затем, по воз­вращении, путешественник должен был вручить всю коллекцию этих свидетельств своему епископу.

В случае несоблюдения этих правил применялось особое нака­зание decalvatio (искупление), суть которого в настоящее время слу­жит объектом бесплодных споров эрудитов. К тому же совершенно не известно, имелось ли в Испании под властью короля Эрвига, автора этого закона, достаточное количество образованных священ­ников, способных на все это бумажное творчество. Весьма вероят­но, что Монтескье был прав, когда говорил о законах, «лишенных смысла».

Что до ответной реакции, то она не заставила себя долго ждать. Этот вопрос также явился поводом для долгих ученых дискуссий, вызванных авторами нескольких исторических хроник (Родерик из Толедо, Лукас из Туя), которые утверждают, что евреи поспешили «предать», т. е. показать арабам пути и самые надежные способы для облегчения захвата Иберийского полуострова в 711 году, и что в ходе завоевания они оказывали арабам существенную помощь.