"Отрицание Холокоста" Джон Циммерман, перевод М. Улановской и И. Островского Рейтинг Опции

[Ирена]

Дорогие друзья, мы принимаем поздравления и замечания по поводу начала публикации на нашем сайте перевода книги John Zimmerman "The Holocaust Denial" опубликованной в 2000 году на английском в издательстве University Press of America. Перевод Майи Улановской.

"Просим извинить за встречающиеся разночтения в разных главах в переводе одних и тех же наименований. Связано это с желанием сделать как можно быстрей доступной русскоязычному читателю эту важную книгу. В конце перевода будут сделаны необходимые поправки" - примечание переводчика

"Отрицание Холокоста" Джон Циммерман, перевод Майи Улановской (с)

Прошу обратить особое внимание, что публикация защищена "Законом об авторских правах" Полные или частичные перепечатки публикуемых на сайте текстов запрещены. Все права на интернет-публикацию русского перевода книги принадлежат нашему сайту.

[Ирена]

Если не в перевод, то конечно можно и нужно.
Посмотри ресурс Низкор
Ты хочешь сделать что-то на подобии него? Дополнить его?

Оскар Гронинг находился в клубе филателистов, когда один из собирателей марок высказал сомнения по поводу Холокоста. Гронинг знал, что тот не прав, так как 50 лет назад он служил в Освенциме.
После войны у Оскара Гронинга появилось хобби. Он работал менеджером на фабрике стекла недалеко от Гамбурга, но пришло время, и он стал собирать марки. На собрании в местном клубе филателистов в конце 1980-х годов у Гронинга завязался разговор о политике с одним из присутствующих.

"Разве это не ужасно, – заявил его собеседник, – что правительство запрещает говорить что-либо, противоречащее официальной точке зрения, про уничтожение миллионов евреев в Освенциме?" Он начал объяснять Гронингу, как "неубедительно" то, что сожгли так много тел.

Гронинг ничего не возразил на эти заявления. Но попытка отрицать реальность Освенцима, места самого крупного массового убийства в истории, огорчила и рассердила его. Он раздобыл рекомендованную филателистом брошюру, автор которой отрицал Холокост, написал иронический комментарий и отослал его по почте своему собеседнику из клуба.

Неожиданно ему начали звонить незнакомые люди, не согласные с его точкой зрения. Оказалось, что его ответ отрицателям Холокоста был напечатан в неонацистском еженедельнике. Все полученные им звонки и письма "были от людей, которые пытались доказать, что Освенцим – это ошибка, галлюцинация, потому что этого не было".

Но Гронинг прекрасно знал, что это было, так как в 1942 году его, 22-летнего эсэсовца, направили в Освенцим. Почти сразу же он стал очевидцем прибытия в лагерь евреев. "Я стоял на насыпи, – говорит он, – я входил в группу, наблюдавшую за багажом с прибывшего транспорта". Он смотрел, как врачи СС сначала отделили мужчин от женщин и детей, а затем отбирали тех, кто мог работать, и тех, кого следовало сразу отправить в газовую камеру. "Больных сажали в грузовики. Грузовики с красным крестом, эсэсовцы всегда стремились создать впечатление, что людям нечего бояться". По оценке Гронинга, 80-90% тех, кто прибыл на первом транспорте, решили убить сразу.

Позже он видел сжигание тел. "Товарищ сказал: "Идем, я покажу тебе". Я был так потрясен, что стоял в отдалении. Вздымались языки пламени, это было отвратительно, ужасно. Товарища позабавило то, что, когда тела начали гореть, в их легких, по-видимому, образовались газы, и казалось, что тела подпрыгивают, а половые органы мужчин поднялись, и ему это было смешно".

Гронинга расстроило зрелище, которое он увидел, он пошел к своему начальнику, лейтенанту СС, и подал прошение о переводе на фронт. "Он выслушал меня и сказал: "Дорогой Гронинг, что ты можешь сделать против этого? Все мы в одной лодке. Мы обязаны это принять и даже не задумываться".

В ушах Гронинга звучали слова начальника, в его просьбе было отказано, и он вернулся к работе. Он принес присягу; он верил, что евреи – враги Германии; он знал, что отчасти может управлять своей жизнью в лагере, избегая худшего. И он остался.

Позже Гронинг обнаружил "положительные" стороны работы в Освенциме. "Я должен сказать, что многие из тех, кто там работал, не были скучными, они были умны". Уезжая из лагеря, он покидал его с сожалением. "Я расставался с друзьями, которых полюбил, и это было очень тяжело. Помимо того, что существуют свиньи, которые удовлетворяют свои инстинкты (такие люди есть, конечно), особая ситуация в Освенциме приводила к дружбе, которую я сегодня вспоминаю с радостью".

Сегодня встреча с Гронингом и его попытки объяснить свою службу в Освенциме вызывают странное чувство. По виду его не отличишь от других пожилых процветающих немцев. Он хорошо одевается, ест плотную немецкую пищу, придерживается правоцентристских взглядов. Ему уже за 80, и он говорит так, как будто в Освенциме 60 лет назад служил другой Оскар Гронинг, он на удивление критично относится к себе молодому.

Самым важным, почти пугающим моментом является то, что это один из самых ординарных людей, которых вам доводилось встречать. Он не безумный эсэсовский монстр, а бывший банковский служащий, которому довелось, в силу собственного выбора и исторических обстоятельств, работать в одном из самых жутких мест в истории человечества.

Гронинг вступил в гитлерюгенд, когда нацисты пришли к власти в 1933 году. Он участвовал в сожжении книг, написанных евреями и "дегенератами". Он верил, что помогает Германии избавиться от чуждой культуры. В 17 лет он начал стажировку в качестве банковского служащего. Через несколько месяцев была объявлена война. Гронинг захотел вступить в "элитные" части немецкой армии, пошел в гостиницу, где набирали в СС, и вступил туда.

После пары лет бумажной работы на СС его отправили в Освенцим. По прибытии старшие офицеры опросили Гронинга о его работе до войны. "Мы должны были рассказать, чем мы занимались, кем работали, какое образование получили, – вспоминает он. – Я сказал, что работал в банке и хочу работать в администрации, и один офицер сказал: "Я могу такого использовать".

Когда Гронинг начал свою работу, считая деньги узников, ему сказали, что ценности, отобранные у евреев, не будут возвращены. Когда он спросил, почему, коллега ответил: "А ты разве не знаешь? Здесь так делается. Приходит еврейский транспорт, и, поскольку они не могут работать, от них избавляются". До тех пор Гронинг думал, что Освенцим функционирует как "нормальный" концлагерь.

"Это был шок, который в первый момент невозможно принять", – говорит он. Но когда он пробыл в Освенциме несколько месяцев, работа, по его словам, стала "рутиной". "Пропаганда убеждала нас в том, что их уничтожение – это нечто такое, что происходит на войне. И до такой степени сочувствие не простирается".

В обязанности Гронинга входила сортировка денег, которые отбирали у вновь прибывших, и их отправка в Берлин. У себя в кабинете он был изолирован от жестокостей. Единственным напоминанием о том, что прибывают граждане разных стран, были валюты, проходящие через его стол, и марки спиртного, отбираемого у узников.

"Если было много узо, – говорит он, – значит, из Греции, иначе мы бы не отличили, откуда они. Мы пили много водки. Мы пили не каждый день, но случалось. Мы ложились спать пьяными, и если кому-то лень было выключать свет, он стрелял по лампочке, и никто ничего не говорил".

В 1944 году прошение Гронинга о переводе на фронт удовлетворили, и он присоединился к части СС в Арденнах. Он был ранен в бою, прежде чем он и его товарищи сдались британцам в июне 1945 года. Им раздали анкеты, и Гронинг понял, что "причастность к Освенциму вызовет негативную реакцию", поэтому написал, что работал в экономическом и административном управлении СС в Берлине.

"Победитель всегда прав, и мы знали, что происходящее в Освенциме не всегда соответствует правам человека", – отмечет он, явно не сознавая, насколько вопиюще это звучит.

Вместе с товарищами по СС Гронинга посадили в бывший нацистский лагерь. "Это было не очень приятно, это было возмездие". Но жизнь стала лучше, когда в 1946 году его перевели в Англию, где он в качестве "подневольного рабочего" вел "очень удобную жизнь". Он вернулся в Германию в 1948 году.

Вскоре после возвращения он обедал у родителей жены, которые "говорили глупости об Освенциме", давая понять, что он "потенциальный или реальный убийца". "Я взорвался! – говорит Гронинг. – Я стукнул кулаком по столу и сказал: "Это слово и эта связь никогда больше не будут упоминаться в моем присутствии, иначе ноги моей здесь не будет!" Это соблюдалось".

Итак, семья Гронинга занялась своим послевоенным будущим, наслаждаясь плодами немецкого "экономического чуда". Гронинг рос на фабрике стекла и стал начальником по кадрам. Перед пенсией его назначили почетным судьей промышленного трибунала. Даже сейчас он считает, что опыт, приобретенный в СС и гитлеюгенде, помог его карьере. "Меня с 12 лет учили дисциплине", – говорит он.

Когда о его прошлом стало известно (а он никогда не пытался сменить имя или спрятаться), немецкие прокуроры не предъявили ему обвинений. Это была типичная история. Опыт Гронинга иллюстрирует, как можно было служить в СС, работать в Освенциме, быть свидетелем процесса уничтожения, вносить свой вклад в "окончательное решение" и все же не считаться "виновным" в Западной Германии. Из 6,5 тыс. эсэсовцев, работавших в Освенциме с 1940 по 1945 год и, как полагают, переживших войну, преследованиям подверглись только 750, главным образом – поляки.


Всю свою жизнь Гронинг считает, что поступал правильно. Только то, что было "правильным" тогда, оказалось "неправильным" сегодня. Лишь после встречи с отрицателем Холокоста в клубе филателистов он решил откровенно рассказать о своей работе в лагере смерти. Поскольку он уже вышел на пенсию, и власти Германии не стали бы его преследовать, он решил, что ничего не теряет.

"Я хочу, чтобы вы мне поверили, – говорит он. – Я видел газовые камеры. Я видел костры под открытым небом. Я стоял на насыпи во время сортировки. Я хочу, чтобы вы поверили, что это было, потому что я это видел своими глазами".