ЛЮБИМЫЕ МУЛЬТФИЛЬМЫ ПРАПОРЩИКА ДЫГАЛО И ИНОГО СВЕТЛОГО Опции

[Ирена]

ЛЮБИМЫЕ МУЛЬТФИЛЬМЫ ПРАПОРЩИКА ДЫГАЛО И ИНОГО СВЕТЛОГО

ПЕРЕД ТЕМ, КАК ВЫЙТИ НА СЦЕНУ В СПЕКТАКЛЕ «УТИНАЯ ОХОТА», КУМИРЫ МИЛЛИОНОВ ЗАПРОСТО И ПО-СВОЙСКИ ПОБОЛТАЛИ С «ГЛАВНЫМ»

(IMG:http://kg.riacenter.ru/images/2006-10/03-02.jpg)

— Каковы, на ваш взгляд, шансы у «9 роты» получить «Оскара»?
Хабенский: — Я не знаю, поймут ли нас там с нашим патриотизмом. Наверное, у китайцев сейчас больше возможностей. Мне, кстати, тоже предлагали роль в «9 роте», просто по времени не получилось. Я тогда у Лунгина снимался.
Пореченков: — Хотелось бы думать, что у «9 роты» большие шансы. По-моему, это достойный выбор.

— Но у американцев была своя война — во Вьетнаме.
П: — Неважно, какая война, важно, как люди себя в ней проявляют. Вот Мопассан — он же не о любви писал, не о предательстве и даже не о сексе, а о том, как люди попадают в экстремальные ситуации и как из них выходят. Война — неисчерпаемая тема важных человеческих решений, проблема выбора: остаться жить или умереть, и если да, то за что.

— Вы сами поедете на церемонию?
П: — Если будет возможность — обязательно поеду. Но пока меня никто не приглашал.

— А я как раз хотела спросить, есть ли у вас награда какая-нибудь. Может, школьная ещё.
П: — У меня никаких наград нет. Вообще.
Х: — Меньшиков сказал: «Пока награды не получаешь, к ним совершенно спокоен». Так что награды — это приятно и ничего более. Я свои на стенку не вывешиваю.

— Обычно спрашивают: «Какую роль мечтаете играть?». А нам интересно, кого бы играть не стали ни за что? И от чего отказывались уже?
П: — Ну, я отказывался от картин, если мне не нравился материал. А роль, которую я не хочу сыграть — такой нет. Вот сейчас мне Павел Лунгин предложил сыграть Шаляпина, а я, к сожалению, не могу этого сделать из-за занятости.

— А вы поете?
П: — Я не пою. Просто Шаляпин человек интересный.

— Какую эмоцию вам сложнее всего сыграть? И что сыграть вообще невозможно?
Х: — Эмоции не играются на сцене. В первую очередь надо заставить зрителя заплакать или засмеяться, это наша профессия. Ты можешь обрыдаться на сцене, а зритель будет сидеть, ковыряться в носу и в результате уйдет домой, потому что это будет скучно и неинтересно.
П: — Зрителя обмануть можно. Если тебя этому учили и ты — в постоянном тренинге, постоянной работе, не позволяешь душе лениться, то сложности большой нет. Честно — очень тяжело играть любовь. Очень. Потому что у каждого есть представление об этом состоянии, это сложная вещь, тонкая.

— А целоваться?
П: — А что в этом сложного? Да я и не так часто целуюсь в картинах. У меня все больше военные фильмы. Так что эти давно забытые знания применяю все-таки дома.

(IMG:http://kg.riacenter.ru/images/2006-10/03-01.jpg)
— Для вашей супруги кто является символом — не в сексистском смысле, а как идеал мужчины на экране?
П: — Я не знаю, она мне не говорила.

— Как считаете, стоит ли России пойти по пути Франции и ввести ограничения на показ зарубежных фильмов в кинотеатрах и по ТВ?
Х: — У нас сейчас нет столько национальных фильмов. То есть в общем запасе, наверное, есть…
П: — Да у нас и так страна сплошных запретов! Мы пытаемся меньше ввозить иностранных автомобилей, а наши от этого лучше не становятся. Я считаю, нужно налаживать свое производство и пытаться выйти на мировой уровень. Американцы делают такое качество, что мы вынуждены их покупать. Когда мы сделаем хотя бы так, как они, «лучше» я уже не говорю, хотя бы так же, тогда будет какой-то разговор. Что такое блокбастер по-американски? Это когда в данный момент, в данную секунду собрано все самое лучшее, что есть в кинематографе. В один фильм, в один проект. Стоит это колоссальных денег. Мы такого сделать не можем. Что мы можем противопоставить фильму «Титаник», ну что?

— «9 роту»?
П: — Вы издеваетесь? Что тут говорить? «По спецэффектам — ерунда, по артистам и операторам — тоже. Но зато какая мысль!» (поднимает палец вверх). Ерунда все это! Потому что кино — это совокупность всех технологий и усилий вместе взятых. Это не работа одного оператора или одного режиссера. Это работа всех. Мы пока ничего не можем делать. Нас нет в мировом пространстве как кинематографической державы. Хотелось бы совсем других вложений в кино. Мы слышим, что бюджет одной американской картины 300 миллионов долларов. Три-ста! У нас 10 миллионов — это топовый проект, заоблачная сумма… У них не бывает не мировых премьер. У нас — бывают. Нужно учиться на кино зарабатывать деньги. А пока мы что? Мы просим у государства (делает жалостливое лицо, протягивает за милостыней руку и быстро-быстро говорит в сторону): «Дай чуть-чуть, дай чуть-чуть». У нас нет института сценаристов. Нужны идеи, у нас их нет. Самое сильное звено из всех участников процесса — операторы. Они самые образованные, идут в ногу со временем. Они лучше, чем американские. А все остальные пока отстают, в том числе и актеры.

— Это вы к себе так критично?
П: — Ну, конечно. Все-таки у нас больше театральная школа, не киношная. Мы не такие свободные и быстрые, как хотелось бы. В западном фильме актер за то же самое время успевает дать в два раза больше информации. Мы не можем, у нас совсем другая школа.

— Существует ли для вас понятие «любимое кино», которое, если показывают даже в час ночи, смотришь? Или фильмы, которые сколько бы ни смотрел, все равно станешь пересматривать — с любого места?
Х: — Да, есть. Щас вам называть их? Я не могу сказать, что это мои настольные… Ну тот же «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Крейцерова соната». Бах — ночью включил и не оторваться. «Родня». Ну, это не определенный набор. В разные периоды жизни мы по-другому смотрим на ту или иную картину.
П: — У меня много фильмов таких, которые я бы смотрел с удовольствием. «Ненависть» (фильм Матье Кассовица. — «Главный») или «Жара» с Аль Пачино и Робертом де Ниро. «Они сражались за Родину», вот будет фильм идти — буду смотреть.

— Какой у вас в детстве был любимый мультфильм?
Х: — «Капитан Врунгель».
П (задумывается, потом широко улыбается): — У меня сейчас много любимых мультиков! Я ж с детьми смотрю! Наш «Винни-Пух» — это вообще серьезное произведение, которое, пожалуй «им» не перекрыть. Хотя у них есть очень хорошие мультфильмы. «Мадагаскар», который озвучивал Костя (Хабенский. — «Главный»), — блестящая картина. Дети у меня старые диснеевские мультики смотрят с удовольствием. «Ежик в тумане» ещё. Потом есть такая серия мультфильмов «И смех, и горе у белого моря». Ну «Карлсон», конечно. Я такой — не могу пройти мимо, когда сын смотрит мультик. Остановлюсь, и давай с ним хохотать. Супруга все время говорит: «Ты как ребенок!».

— Михаил, какая у вас самая любимая игра с детьми?
П: — Из последних — езда на квадроцикле, ну, четырехколесном мотоцикле. Это самая любимая игра моих детей. И моя тоже. Сын с дочкой кричат: «Папа, давай, поехали на тракторе!». «Квадроцикл» им не выговорить. Поэтому мы гоняем в лес на «тракторе» — прямо по оврагам. Это очень подвижная игра, дети в восторге, орут, верещат. Младшая потом засыпает прямо у меня на коленках: набегается, надышится свежим воздухом. За грибами мы тоже ездим вместе.

— У всех есть свои страхи, «тараканы». Одни боятся облысеть и называются пеладофобами, другие опасаются врачей — те ятрофобы. А вы чего боитесь?
П: — Сам себя! А больше у меня страха нет.

— После какой заметки вам хотелось набить морду журналисту?
П: — Практически после каждой. После «9 роты» была масса «прекрасных» публикаций, особенно от девушек. Статьи, после которых хотелось встретиться с ними, посидеть за столом, рассказать историю своей жизни, поделиться опытом, спросить: «Откуда же вы так хорошо про армию осведомлены? Где служили, милая Наташа? Где воевали?». В основном критика была неглубокая, непрофессиональная. Что очень сильно обижает.
Х: — Я-то спокоен в этом смысле. Ну, пишут себе и пусть пишут. Я-то понимаю, что каждый зарабатывает на хлеб. Но если они фантазируют, то нужно делать это с каким-то большим совершенством, творческим полетом. У меня-то есть щит, я закрыт. А вот родителям это сокращает жизнь. Я сейчас об этом спокойно говорю, но внутреннее состояние у меня немножко другое.

— Как часто меняете номера мобильных?
Х: — Когда больше 50 процентов звонков в день — от незнакомых людей, которые молчат в трубку.
П: — Я меняю, только когда теряю телефон. Но вот последние три раза восстанавливал номер. Я не особенно популярен среди фанаток 14–16 лет. Мои поклонники — люди постарше, которые не будут звонить просто так. А сам телефон у меня сейчас стоит меньше 100 долларов. По телефону нужно говорить, он должен долго держать батарейку и иметь приличную память — номера записывать.

— Что делаете со своими старыми сценариями? Коллекционируете или выбрасываете?
П: — Одно время собирал, но после того, как у меня стала обваливаться книжная полка, на которой они копились, супруга потихоньку стала избавляться от этой макулатуры. Но так, чтобы я не замечал. Пытался ругаться, она же ещё и мои автомобильные журналы выбрасывала, и журналы по оружию. Поэтому я сделал вывод, что в новом доме нужен свой кабинет, где это все будет пылиться.


Кто главный