Красному аристократу — 80, Петр Вельяминов Опции

[Ирена]

(IMG:http://www.mk.ru/numbers/2496/p-3-2.jpg) Петр Вельяминов: ”Наша фамилия известна с 1927 года. Но я очень хорошо ношу телогрейку!”

— Я мало знаю, хотя очень много читал. Я не сумел сделать близких людей счастливыми. Я бы исправил всю личную жизнь. В ней много ошибок, — сказал Петр Вельяминов в интервью ”МК”.

7 декабря ему исполняется восемьдесят. Он все еще писаный красавец со ”стальной” осанкой. Коммунист Захар Большаков из картины ”Тени исчезают в полдень” по иронии судьбы — потомственный аристократ.

Сейчас Петр Сергеевич много времени проводит в загородном доме под Петербургом в окружении двух своих котов и любимых книг. В шумный центр выбирается редко, лишь когда ему звонят режиссеры. А они теперь не балуют звезду советского экрана вниманием. Лишь накануне юбилея всех словно прорвало: посыпались звонки, телеграммы, SMS. Кстати, артист ”старой гвардии” с удовольствием пользуется мобильным телефоном. И вообще следит за современными тенденциями.

— Как ощущения накануне праздника? Предвкушаете подарки?
— Восемьдесят лет — возраст большой. Я даже удивился, что мне так много. Отношусь к собственному юбилею… странно. Это должно быть приятно, а мне не очень приятно почему-то. (Смеется.) Но нужно сохранять реноме. В театре седьмого декабря будет творческий вечер. Меня поздравят друзья и поклонники. Во всяком случае, я не разочарован тем, как люди ко мне относятся. И еще: вроде бы на основании прожитых лет ты не должен говорить глупостей. А я продолжаю их говорить!

— Я знаю, что вы начали писать воспоминания…
— Пока мало продвинулся. У меня даже концепции нет. Получается полная мешанина. Это то, что было со мной в жизни, и мои мысли без претензии на ”вечность”. Одна знакомая отправила несколько глав на рецензию в издательство. Я получил приятный отзыв — их устроил язык. А я понял, что удалось сохранить авторскую интонацию. Вроде бы слышу, как сам это рассказываю. Издательство потребовало 350 страниц, у меня пока нет и трети. В книге я пишу об отце, о маме, о себе. Хочется, чтобы это выглядело как разговор с близким другом.

— В мемуарах есть то, что вы никогда не рассказывали раньше?
— Это связано с одним чуть не случившимся убийством. Мистическая история. На съемках я проверил маузер, из которого, по сценарию, должен был стрелять в группу большевиков, и увидел, что первый патрон боевой. Пришел к оружейникам, спросил: ”Ребята, а в чем дело?” Они не ответили. И я об этой истории много лет никому не говорил.

— Это была спланированная провокация?
— Я не знаю, в чем там дело. Но либо пуля попала бы в актеров, либо пистолет разорвало у меня в руках. Меня спас Бог. Репетиции подходили к концу — меня никто не просил проверять реквизит...


— У вас мало отрицательных ролей. Трудно всю жизнь быть ”хорошим парнем”?
— Играть положительную роль не менее интересно, чем отрицательную. Почему-то многие думают, что положительный герой — скучно. ”Ты такой хороший, аж тошнит!” — говорили мне. Спрашивали, почему я гадов не играл. А я эти роли не просил, так сложилась судьба. Это тяжелый хлеб — играть положительных героев в наши времена неоднозначной морали. Мне и сегодня было бы интересно сыграть человека, который понимает значение слова ”честь”.

— Вы много отвергаете из того, что вам сейчас предлагают?
— Не много. Совсем не отвергаю. Предлагают редко. Прислали полгода назад сценарий. Восемь серий. Сплошная чернота. И… пропали. Еще один мой друг-режиссер хотел пригласить на главную роль в свой многосерийный фильм. Потом стал переживать, подходит ли под мое амплуа своеобразный характер героя. Я сказал, что сыграю это лучше, чем он думает! Но пока это ”зависло”. Я не обижаюсь, он мой хороший друг, волен поступать как хочет. И еще что-то предлагали. Не очень серьезное.


— Вы столько раз играли колхозников. И ни разу аристократов. А ведь вы — потомственный дворянин!
— Да, наша фамилия известна с 1027 года. Но я очень хорошо ношу телогрейку!

— В галерее 1812 года — портреты ваших предков. Ходите туда поздороваться?
— Здороваюсь дома. У меня есть точные копии.

— Какая из семейных реликвий вам особенно дорога?
— Я нашел дома Георгиевский крест четвертой степени. Его сохранил мой отец. С тех пор на лацкане пиджака ношу стилизацию этой награды...
Мой предок был генерал-губернатором Западной Сибири. Он впервые перевел с французского на русский ”Отелло” и написал на основе перевода пьесу. Ее в Александринском театре поставили. Вот такие эксперименты мне по душе.

— А что-то из современного искусства вы принимаете?
— Мне очень нравится писатель Кен Кизи. ”Пролетая над гнездом кукушки”. По этой книге поставлен фильм с Николсоном в главной роли. Непростая вещь. Там много проблем, которые волнуют. Автор задает вопрос, почему общество не свободно? И как с этим быть? Ответа не нашел ни я, ни русская интеллигенция.

— Есть ли какие-то вопросы, на которые вы не находите ответа?
— Почему мы так живем? Люди не слышат голоса нравственности и не понимают, что мы в тупике. Я не боюсь об этом говорить. И нет лидеров, которые бы объединили общество. Разница между социальными слоями колоссальна. Дух наживы неистребим. А у моего поколения совсем другие идеалы!

— Именно они заставляют вас так заботиться о бездомных животных?
— Мы открыли приют для животных на Ржевке. Это большое дело. Помещение сделано с умом: есть место для врачей, приемное отделение. Там работают хорошие люди. Сейчас в приюте двести собак и примерно столько же кошек. Я горжусь этим, тем более что шансов на реализацию проекта было изначально немного. Недавно приезжали немецкие чиновники и сказали, что даже в Европе нет такого приюта. В общем, нашим питомцам можно позавидовать. Они живут лучше, чем некоторые люди.

— Ну уж вам-то наверняка не грозят бытовые проблемы. Достаточно снять трубку, назвать себя, и…
— Мне неловко говорить о том, что в одной из комнат моей квартиры до сих пор не работает отопление. Время от времени его чинят, и батарея начинает греть. Позавчера это счастье снова закончилось. И ничего не сделать. Я сам иногда залезаю на чердак и включаю кран. С управдомами не ругаюсь, бесполезно. Просто жаль терять время на бытовую ерунду, когда еще можешь сделать что-то действительно хорошее. Поверьте, у меня есть внутренние резервы. И Бог ведет меня по жизни. Мои поступки мало поддаются здравому смыслу, когда я их совершаю. А потом, через годы, становится ясно, что это было правильно.

— Вы фаталист?
— Не совсем фаталист, я все-таки шевелюсь!

MK